Ирония фарта (сборник). Антон Тарасов

решительно. – Мало ли что.

      – Что? Мне уже теперь ничего не страшно!

      – Да не дело это, – соседка взглянула на фотографии, висевшие на стене. – Тебе здесь все напоминает…

      – А я не хочу забывать, – почти крикнула Натали. – Не хочу!

      Дом ответил Натали грозным эхом. Вроде бы вся мебель, шторы, ковры были на месте, и никогда раньше эха не было. Но теперь при каждом шорохе, скрипе или громко сказанном слове это наполняло дом, словно подчеркивая его пустоту. Натали вспомнила слово, которое любил повторять ее отец – недосказанность.

      – Здесь не хватает недосказанности, – сказал он как-то, рассматривая рисунки маленькой дочери.

      – Почему, папа? – отвечала Натали. – Я же так старалась, так долго рисовала и небо, и дерево!

      – Я же сказал тебе, дорогая, что здесь не хватает недосказанности, – улыбался отец. – Рисунок хороший, но…

      – Пап, а что такое недосказанность?

      – Ну, как бы это тебе так объяснить, – Сергей задумался. – Понимаешь, когда ты смотришь на картину, тебе должно казаться, что ты являешься частью того, что уже нарисовано, и мысленно дорисовываешь еще какие-то детали.

      – А какие детали можно дорисовать на моем рисунке? – удивилась Натали.

      – В том-то и дело, что никакие, – улыбнулся Сергей. – Видно, что ты старалась, но одного старания здесь недостаточно. Ты должна стараться не точно нарисовать дерево, а в рисунке показать свое отношение к нему, те чувства и размышления, которые оно у тебя рождает.

      – А если дерево не вызывает у меня никаких чувств? – спросила Натали. – Дерево и дерево.

      – Вот когда будет вызывать, тогда ты и станешь настоящим художником…

      Этот разговор происходил прямо здесь, за кухонным столом, где Натали любила раскладывать карандаши или краски и раскрывать альбом. Стол был большой, тяжелый, на него маленькая Натали могла опираться, не боясь упасть.

      – Вижу, тебе грустно, – сказала Тамара Львовна. – Идем, поживешь у меня в свободной комнате. Здесь тебе явно нельзя оставаться.

      Они вдвоем вышли, закрыли дверь, направились по дорожке к соседнему дому. Натали все время оборачивалась. Последние капли веры в то, что родители и брат дома или с минуты на минуту вернутся, испарялись окончательно. Больше Натали ни разу не войдет в этот дом, с которым у нее были связаны самые светлые воспоминания жизни.

      Я бы многое отдала за то, чтобы вернуться в тот день, когда моя жизнь навсегда изменилась. Так я думала сначала. Но потом я поняла, что вряд ли что смогла бы изменить. Когда я сбежала от дяди и вернулась в Россию, мне захотелось поскорее вернуться к музыке. Музыка могла бы изменить мою жизнь сейчас. Это постепенно начало заботить меня больше, чем попытки найти ответы на вечные вопросы.

      Тамаре Львовне Натали рассказала все как есть. Та слушала и тихонько подкладывала Натали в тарелку еще риса и салата. Натали не ела нормальную еду более двух дней, если не считать гамбургеров, кофе