Неокантианство Восьмой том. Сборник эссе, статей, текстов книг. Валерий Алексеевич Антонов

фактор – отвращение, что, следовательно, можно действовать и из отвращения, и что именно это является аморальным в смысле эвдаймонизма, вряд ли можно назвать возражением, поскольку отвращение само является склонностью, только к объекту, противоположному другой склонности. Поэтому последовательный эвдаймонизм также должен считать отвращение моральным, а не аморальным.

      Короче говоря, для эвдаймонизма по-прежнему не может существовать такого понятия, как зло. Зло было бы и остается простой фикцией, а наш мир был бы самым лучшим из всех мыслимых. Мы жили бы в прекрасном, нравственном мире, потому что никто не стремится к несчастью. Каждый человек склонен к счастью, он чист и непорочен.

      И как раньше было бессмысленно приказывать нам стремиться к счастью, потому что мы делаем это по собственной воле, так и теперь бессмысленно приказывать добродетели, потому что мы добродетельны с самого начала. Какое отношение имеет моральный закон к совершенным нравственным существам? Зачем нужен моральный принцип, если мы не можем быть ничем иным, кроме как моральными? Эвдаймонизм отменяет сам себя как моральный принцип. Шопенгауэр называет оптимизм вообще гнусным. Если когда-либо оптимизм и был гнусен, то это, безусловно, бессмысленный оптимизм теории счастья, который неизбежно заключается в его последствиях.

      Но давайте выведем еще одно следствие, вполне достойное eudaimonis- inus: Все склонности, как мы знаем, не должны быть поставлены в зависимость в своей ценности от какого-либо стоящего над ними авторитета, но должны уже имплицитно нести свою ценность в себе, просто потому, что они – склонности. Поэтому каждый человек имеет право и обязанность одновременно – для него это одно и то же – безжалостно утверждать свои склонности, поскольку учет всегда уже является ограничением склонностей и, возможно, даже был бы противоречиво аморальным, хотя не может быть аморальности, а значит, и вообще никакого учета. Это утверждение также должно требовать всеобщего признания, поскольку эвдаймонизм предполагается как принцип. Однако этим склонностям – нет никаких логических оснований для обратного, и реальность демонстрирует это в тысяче форм – могут быть противопоставлены другие склонности, имеющие такое же право и такую же обязанность принуждения. Поэтому и те и другие должны иметь возможность отменять и уничтожать друг друга, несмотря на их взаимную моральную ценность. Поэтому им также не должно быть позволено утверждать себя, и это утверждение также должно быть способно требовать общей обоснованности. То, что должно быть, не должно быть, а то, что не должно быть, должно быть. Большего абсурда, пожалуй, и быть не может. Эвдаймонизм «вне добра и зла», он также вне истинного и ложного. Эвдаймонизм,36 доведенный до своего логического завершения как моральный принцип, судит сам себя; разум отсекает его под корень, а вместе с ним и все его отдельные отростки, ветви и сучья, которые исходят из одного корня.

      Все

36

Таким образом, со стороны эвдаймонизма весьма заметной уступкой, хотя бы из соображений последовательности, является то, что Бент харн делает в словах: «Говорить о долге вообще бесполезно». Таким образом, Бентам не вынужден делать ни вывод о том, что всякое действие является добрым, ни вывод о том, что каждый человек имеет право и обязан утверждать себя, поскольку для него действие фактически не является ни добрым, ни злым. Для него понятие долга делает неактуальным любое моральное суждение о добре и зле. По его мнению, все стремятся к счастью, одни с большим успехом, другие с меньшим, потому что с большей или меньшей проницательностью. И неудача в этом стремлении для Бентама – не моральное зло, а всего лишь умственная неспособность, состоящая в «просчете». Как у Декарта ошибка становится грехом, так и у Бентама грех становится ошибкой. Таким образом, эвдаймонизм вовсе не является моральным принципом в смысле универсального морального закона и предписания долга, и поэтому он встречает отпор только в том, что абсурдно отрицать долг и ответственность, и в том, что метод расчета, на который ориентируется Бентам, не может быть осуществлен, поскольку он должен был бы идти в бесконечность, а это невозможно, что, как мы показали, должно привести к провалу всей успешной этики.