Дело о чудовище с четвертого этажа. Анна Мезенцева

на котором стояла пара пустых бокалов. Из пепельницы торчали обрубки сигар, папиросные окурки и хабарики от самокруток. Незатейливый натюрморт отражало зеркало в золочёной раме. В глубине комнаты имелась ещё одна дверь, ведущая в туалет, на ней висел плакат с сердитой женщиной в красном платке. Она тыкала пальцем в зрителя, предупреждая: «Красна сказка складом, песня – ладом, а фольк – поведением. За хулиганство – запрет на смену ипостаси до восьми месяцев». «Серьёзная заявка» – усмехнулся про себя Егор.

      Только он порадовался, что кудрявый молодец убрался подальше, оставив его одного, как дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель ввинтился громадный чёрный кот. Шея животного была обмотана цепью с крупными звеньями, в густом меху запутались сучки и дубовые листья. Оценивающе оглядев Егора, кот прыгнул в кресло, уселся, сложив ногу на ногу, и выудил откуда-то пакетик с сушёной травой. Участковый принюхался, ожидая учуять дурь. Но из пакетика на всю комнату завоняло валерианой. Кот сделал глубокий вдох. Мерцающие глаза с вертикальными зрачками заблестели, по телу пробежала спазматическая волна.

      Осуждающей покачав головой, Егор зашёл в туалет. А когда вернулся в холл, его ждала Василиса. Правда, об этом он догадался не сразу: после перевоплощения девушка стала выглядеть старше, строже и как-то… величественней, что ли. Стройную фигуру облегал зелёный сарафан, надетый поверх белой блузы с просторными рукавами. Сбоку подола шёл разрез, отороченный богатой каймой. В нём при каждом шаге мелькал край сапога на высоком каблуке. Но удивительней всего выглядел головной убор. Вроде бы он назывался кокошником, хотя Егор и не был уверен. Переднюю сторону кокошника украшала вышивка серебряной нитью. Среди завитков переливались камни цвета весенней травы. Лоб покрывала сетка из жемчуга, у висков раскачивались подвески. Зелёные глаза Василисы светились, как у давешнего кота, нанюхавшегося валерианы, только гораздо красивей.

      Участковый замер, размышляя, должен ли что-нибудь сказать, и если да, то что? Подходящие слова никак не шли на ум, слишком давно ему не приходилось делать комплименты. В начале отношений Светка высмеяла его жалкие потуги на любезность, и с тех пор Одинцов ограничивался тривиальным: «Хорошо выглядишь». Но Василиса, кажется, ничего не ждала. Мелодично постукивая каблуками, девушка подошла ближе и обхватила ладонь Егора тонкими горячими пальцами. От этого простого жеста внизу живота сладко заныло, а к щекам прилила кровь. Кажется, он покраснел. Хорошо, что в полумраке было не видно.

      – Пойдём! Не волнуйся. Там интересно, тебе понравится.

      Пробормотав что-то неразборчивое, участковый потопал следом, словно дрессированный маламут у хозяйки-школьницы на поводке.

      В огромном, лишённом перегородок зале было шумно и многолюдно. Бои пока не начались. Бурлящая толпа распределилась между барной стойкой и ярко освещённым рингом, огороженным столбами с натянутыми цепями. Поверх людского гула плыла необычная для спортивного состязания музыка, тягучая и меланхоличная.