Ангел пролетел. Татьяна Устинова

на кой ляд мне сдалась капельница из второй операционной? Из первой тоже не нужна. А что? Пропала?

      Шумаков кивнул.

      Расследование не клеилось. И как это в кино все получается так складно и ловко, и хочется самому непременно что-нибудь расследовать, и кажется, что ты умнее всех?!

      – Ты куда сегодня ездил?

      – Ты чего, Дмитрий Антонович? Я понимаю, пациент у тебя… того, но ты отчет-то отдавай себе…

      – Я отдаю себе отчет! Куда ты ездил, я тебя спрашиваю!

      – Шурке подарок покупал, – сообщил Глеб мрачно. – Или нельзя в рабочее время?

      – Можно, – морщась, сказал Шумаков, – все можно.

      Он обошел Глеба и ушел в сторону ординаторской. Глеб смотрел ему вслед.

      Никаких подарков в шкафчике у Глеба не оказалось.

      Ни пакетов, ни свертков в красно-зеленых рождественских бантах. Зря он наврал так… топорно. Проверить ничего не стоит.

      Машины у Глеба не было, а в раздевалке у них шкафчики, как в детском саду, – ни замков, ни дверок. Все вокруг колхозное, все вокруг мое.

      Шумаков, оглядываясь, как крыса на помойке, рылся в чужих вещах.

      Нет, гораздо хуже, чем в чужих, он рылся в вещах людей, с которыми работал долгие годы, которым доверял и которых любил. На самом деле любил.

      И подозревал всех скопом.

      Глеб наврал ему. Он не покупал никаких подарков.

      У Нонны Васильевны в пакете обнаружилась пластмассовая елочка со звездой, источавшая конфетные запахи, – детский новогодний сюрприз. Внуку прихватила, что ли? Внук у нее родился месяц назад, зачем ему конфеты?!

      У Маши тоже обнаружилась пластмассовая елочка, а у Маши никаких детей вовсе не было.

      В другой раз Шумакову были бы забавны эти елочки, а нынче он только больше ожесточился – его вдруг задело, что и Маша, и Нонна эти подарки… украли. Их еще даже не начали раздавать, он знает совершенно точно.

      Их еще не начали раздавать, а они уже по своим шкафам растащили. И самое главное – цена им грош, а зарабатывают все хорошо и все равно, все равно таскают!..

      За дверью в коридоре кто-то громко запел про елочку, и Шумаков замер в раздевалке, оскалившись, как та самая крыса.

      Он должен найти ответы на все вопросы.

      Он не сможет работать, если не найдет.

      Песня про елочку приближалась.

      Шумаков метнулся к своему шкафчику, выудил из кармана куртки новую пачку сигарет – подкладка вывернулась, затрещала, – пошел к двери и в коридоре столкнулся с Машей.

      Это она пела про елочку, которой холодно зимой.

      – Что это вы, Дмитрий Антонович, – спросила Маша, перестав исполнять песню, – уже вторую пачку начинаете?

      У нее было прекрасное настроение.

      – Маш, ты зачем сегодня из здания уходила?

      – Что такое, Дмитрий Антонович?!

      – Ты сегодня уходила? С работы?

      Она потупилась.

      – Ну и что?

      – Да ничего. Зачем ты уходила? Или отпрашиваться теперь не модно?

      – Да ведь на пять минут всего!.. И вы всегда отпускаете!

      – Маша!

      – Я булку выходила купить. К кофе. В буфете