Достойный жених. Книга 1. Викрам Сет

наблюдала через щель в тростниковой ширме, говоря госпоже Капур:

      – В мое время ни одной женщине не было позволено находиться во дворе в такой вечер.

      Со стороны госпожи Рупы Меры было немного несправедливо высказывать такие упреки тихой и ранимой хозяйке, которая действительно говорила об этом своему мужу. Но от ее возражений просто нетерпеливо отмахнулись на том основании, что времена меняются.

      Во время концерта гости то входили во внутренний двор, то выходили в сад, и Саида-бай, краем глаза уловив движение где-то среди публики, поприветствовала жестом нового гостя, и гармоническая линия ее аккомпанемента прервалась. Но скорбных звуков смычка на струнах саранги, словно тени ее голоса, было более чем достаточно, и она часто оборачивалась к музыканту и благодарила его взглядом за особенно красивую имитацию или импровизацию. Однако наибольшее внимание досталось молодому Хашиму Дуррани, сидящему в первом ряду и краснеющему, словно свекла, каждый раз, когда она прерывала пение, чтобы сделать колкое замечание или посвятить ему какое-нибудь случайное двустишие. Саида-бай славилась тем, что в начале выступления выбирала среди слушателей одного человека и посвящала все свои песни ему, – он становился для нее жестоким убийцей, охотником, палачом и кем угодно еще, – собственно, он становился героем для ее газелей.

      Саида-бай больше всего любила петь газели Мира[108] и Галиба, но также ей по вкусу были и Вали Деккани[109], и Маст, чьи стихи не пользовались большой популярностью у местных жителей, поскольку тот провел большую часть своей несчастной жизни, читая впервые многие из своих газелей в Барсат-Махале культурно обделенному навабу Брахмпура, прежде чем его некомпетентное, обанкротившееся и лишенное наследников княжество было захвачено Британией. Так, первой из ее газелей в этот вечер стала именно газель Маста. И стоило ей спеть лишь первую фразу, как восхищенная публика разразилась ревом признательности.

      «Не наклонялась я, но ворот порван мой…» – начала она, прикрыв глаза.

      Не наклонялась я, но ворот порван мой,

      хоть все шипы в траве, ничуть не выше.

      – Ах! – беспомощно произнес судья Махешвари. Его голова на пухлой шее затряслась в экстазе.

      А Саида-бай продолжала:

      Могу ль невинной быть в чужих глазах,

      судя меня, ловца готовы оправдать они же…

      Тут Саида-бай бросила взгляд, исполненный одновременно томления и укора, на бедного восемнадцатилетку. Он тут же опустил глаза, а один из друзей толкнул его и восторженно спросил:

      – Могу ль невинным быть? – что смутило юношу еще сильнее.

      Лата сочувственно посмотрела на парня и с восхищением – на Саиду-бай.

      «И как это ей удается? – подумала она, восторгаясь и чуточку ужасаясь. – Их чувства словно податливая глина в ее руках, и все эти мужчины могут лишь ухмыляться и стонать! И Ман – хуже всех!» Лате обычно нравилась более серьезная

108

 Мир Таки Мир (Мухаммад Таки, 1722–1810) – индийский поэт, писавший на языке урду. Считается одним из «четырех столпов» поэзии урду (наряду с Мирзой Рафи Саудой, Миром Дардом и Мазхаром).

109

 Вали Деккани (Вали Аурангабади Шамс-уд-дин Валиулла, 1668–1744) – индийский поэт. Писал на языке урду и его диалекте дакхни. Мастерски владел разнообразными формами и жанрами поэзии.