Река Великая. Максим Николаев

года назад это было, – нехотя начала рассказ Алена. – Наш дядя Саша решил на участке у них поудить. Так-то нельзя, у них артель своя, и кусок Великой выкуплен под лов. Но он ночью отправился к ним, да еще и на новолуние, чтоб потемнее. Зима была, но мороз некрепкий. Лунку у дальнего берега он вырезал. Только удить сел, как ветер со стороны деревни староверов голоса донес, потом он фонарики увидел. К берегу с удочкой бросился, в кусты залез, затаился. Глядь, ворота перед пристанью отворились и заходят туда староверы. Потом снова тихо стало. «Ну, – думает, – мало ли зачем». Уже собрался домой потихоньку пробираться, но тут видит, что из лунок, которые они для сетей зимой рубят, черные ящерицы полезли, и все – к пристани ихней ползут. Длиной с метр, говорит, а то и поболе. Вонь в это время надо льдом страшная встала, чуть не задохнулся. Запах такой, говорил, что в природе и не бывает: наполовину то ли сера, то ли химикат какой, а на другую – тухлая рыба.

      – А как он разглядел этих зверей, раз ни луны, ни звезд в небе не было?

      – Звезды были, погода ясная. Да и над пристанью у них фонарь всё время горит. Зимой-то, когда снег лежит, даже ночью всё видать, – объяснила Алена. – Дядь-Саша не то, что пьяница был, но как жена его померла, то крепко за воротник закладывать стал: и дома, и на рыбалке. Можно сказать даже, что в запой ушел. Когда он про ящериц рассказывать стал, ему никто не поверил у нас в Малых Удах, только посмеялись. А он после этого случая к Великой подойти боялся, из избы только за самогоном выходил.

      – А не могло ему это действительно во хмелю причудиться?

      – Нашему покойному Козакову его дед рассказывал, как видел в камышах на островке громадную дохлую ящерицу. Еще при Сталине. Телефонов-то тогда не было, и фотоаппаратов тоже. Поплыл обратно, мужиков позвал поглядеть. Когда вернулись на лодках, трупа уже не было: то ли рекой унесло, то ли еще куда делся. Но вонь стояла такая, что все почуяли.

      – А нынче жив он?

      – Кто? Дед Козакова?

      – Не дед. Дядя Саша этот ваш, пьяница.

      – Жив, куда он денется. В монахи, правда, ушел. Через неделю после этого случая наш священник приходской, отец Власий, явился к нему в избу и говорит: «Что с горестью на двоих пьешь? Встань и иди со мною». Тот встал и пошел до машины Андрюхи, зятя своего. Вдвоем они увезли его в монастырь. С тех пор больше не видали его в Малых Удах ни разу.

      – А что за монастырь?

      – Дионисийская обитель, в лесу, в нашем районе. Знаете такую?

      – Слыхал, – директор «Верочки» отчего-то нахмурился. – Власий ваш из той же обители?

      – Из той же. И он, и отец Фалалей, который до него был.

      – И что Власий про соседей ваших чудных говорит?

      – Говорит, что христиане они такие же, как и мы, только обряд другой: без священников да без икон, и Господу не в храме, а в своих домах молятся. Только неправда это. Андрюха Евстафьев, зять дяди Саши, на пристань к ним в Ящеры лазил в январе, после того как Юрка мой пропал…

      – Тоже ящериц видел?

      – Не видел. Но молитву слышал. На службу, считай, к ним попал,