.

пока она перелезет на своё место в кровати, притягивает поближе.

      – Саша, ты прекрасно знаешь, что я сам попрошу о помощи, если она понадобится. Что за иррациональные страхи по ночам?

      – Не знаю. Я уснуть не могу.

      – Поэтому надо поминутно проверять, жив ли я?!

      – Да ну вас! Я машинально. Вы явно устали накануне.

      – Но не до смерти же. А не спится почему?

      – Не знаю. «Звезда» эта ваша всё время перед глазами стоит. Вот упала она мне с высокой колокольни, так-то разобраться. Ещё за ваших поющих дедушек переживать. И бабушек.

      – А, вот в чём дело, – понимающе усмехается он. – Ясно всё с тобой. Абсолютно нормальная история, Сашенька, ты просто не привыкла. Съёмки, концерты, большое количество людей, света, музыки, а главное, эмоций. И когда ты в это вовлечён как участник, а не просто зритель, восприятие совсем другое. Потом может сильно штормить. Почему, ты думаешь, среди актёров так популярны всякие ночные загулы, попойки в кабаках? От избытка сил после концертов и спектаклей, что ли? Нет. Тут как раз интересный парадокс. Сил вроде и мало, а эмоций много, и каждый знает, что всё равно не получится уйти в номер, закрыть за собой дверь и лечь спать. И тут варианты: либо с друзьями в кабак, либо с красотками… Ну ты поняла. Либо одно перетекает в другое.

      Сашка усмехается.

      – Помню я одно ваше интервью на эту тему. Ещё советских времён. Вы так интеллигентно рассказали, что после концерта, когда вас переполняют эмоции, вы садитесь за бумагу. И пишете что-нибудь. Эссе о роли партии в культурной жизни нашей страны.

      Смеётся.

      – Поверила?

      – Не-а. Перебор. Врать надо хоть немного правдоподобно.

      – Ну и умница. Давай теперь, рассказывай, что там про «Звезду» пишут.

      Сашка внимательно на него смотрит. Выглядит Всеволод Алексеевич вполне выспавшимся и спокойным. Устроился удобно, привалившись к спинке кровати. Две подушки под спиной, две под ногами. Он ещё с вечера их так примостил, чтобы отёк за ночь ушёл. Даже без Сашкиных рекомендаций обошлось, такие хитрости он сам знал. Лучше бы не знал, конечно.

      – Саша, рассказывай, или я возьму «волшебную говорилку». Пишут, какой я старый и страшный?

      Прозрачные глаза смотрят насмешливо. Вроде не должен обидеться.

      – Пишут, какой вы вредный. И высокомерный, почему-то. Жопой они смотрят и слушают! Что вы не объясняете толком, почему не поворачиваетесь к участникам. Что конфликтуете с другими наставниками.

      Сашка, конечно, фильтрует информацию. Про зубные протезы и «еле ползает» благоразумно умалчивает.

      – Кстати, Всеволод Алексеевич! А что у вас с Тамарой и Петренко?

      Туманов давится кофе, фыркает, роняет на кровать чайную ложку с блюдца.

      – Сашенька! Если с Тамарой у меня ещё могло что-то быть, то вот с Петренко… А уж с обоими сразу!

      – Да ну вас! Я серьёзно! Хватит уже ржать!

      И сама смеётся. И даже чувствует себя почти счастливой. Оба съёмочных дня она боялась, что ему станет плохо, что съёмки сорвутся, что его что-то расстроит. А теперь он сидит, улыбается, кофе вот разлил. И сегодня им никуда