Её цветочки. Шеннон Морган

думать, вы будете рады видеть ее.

      – Вовсе нет! – Фрэнсин зажала рот рукой, чтобы не сболтнуть что-то еще. Ведь она никогда не сообщала чужим то, что касалось ее самой и ее семьи. Это было так необычно, что она с удивлением почувствовала, как ее глаза щиплют слезы. – Мне надо убрать дом, – пробормотала она и торопливо вышла из кухни.

      – По-моему, она немного того, – донесся до нее шепот Кифа.

      – Попридержи язык и прояви уважение. С ней все в порядке. Просто она немного другая. Интересная…

      Забежав в маленькую гостиную, чтобы, чего доброго, не услышать ничего такого, Фрэнсин села на стул, прямая и напряженная.

      Она любила эту комнату, просторную, но уютную, со свинцовыми переплетами на окнах, полную бодрости, которую подчеркивали лимонные обои и светло-желтая обивка стульев. Но больше всего Фрэнсин нравился здесь огромный камин. Это была одна из самых старых частей дома, и камин здесь разжигали нечасто; иногда, как сейчас, когда приближалась гроза, от разожженного здесь огня тянуло сквозняком, шевелящим горчичные шторы.

      Чувствуя ее беспокойство, старый дом словно собирался вокруг нее, щекоча ее вихрем пылинок. Если не считать кухни, именно в этой комнате ее воспоминания о матери были ощутимее всего. Именно здесь мать всегда занималась шитьем. И Фрэнсин видела сейчас, как она сидит на кресле у окна, как будто это было вчера, поставив свою корзинку с рукоделием на стол, наклонив голову и высунув язык – так она вдевала нитку в иголку и отрезала ее ножницами. Фрэнсин помнила, как мать много раз говорила ей не трогать эти ножницы, большие, тяжелые, с черными ручками. Когда она была маленькой, эти ножницы пугали ее, и она никогда не притрагивалась к ним. Это было простое воспоминание, но оно было дорого ей.

      Однако сейчас эта комната и эти воспоминания не приносили ей утешения.

      – Что со мной происходит, Бри? – прошептала она, почувствовав тепло призрака на подлокотнике кресла, после чего что-то ласково коснулось ее волос. – С какой стати Мэдлин являться сюда? Я не хочу ее видеть. Мне нравится жить так, как я живу теперь, и я не хочу… – Она вздохнула и потерла лицо. – Но хватит об этом. Она моя сестра, и у нее столько же прав находиться здесь, как и у меня.

      Фрэнсин встала, подошла к буфету, стоящему под лестницей, и, достав из него свои самодельные чистящие средства, поднялась по лестнице в свое крыло дома.

      Дотронувшись до ручки двери комнаты Мэдлин, она замерла. Она не входила туда уже несколько лет. Бри томилась рядом и от возбуждения пихала картины, висящие на стенах коридора, чтобы они перекосились.

      – Иди на первый этаж, Бри. Я уберусь здесь одна.

      Фрэнсин не удивилась, когда Бри скользнула вниз, перекосив все картины на своем пути.

      В комнате Мэдлин ничего не менялось со времен их детства. Стены все так же были оклеены обоями с ягнятами, бегающими среди желтых цветов, теперь, правда, выцветшими. У одной из стен все так же находилась узкая кровать, ныне с ничем не застеленным матрасом, а напротив располагался широкий гардероб из древесины грецкого ореха. Под окном был поставлен письменный