Не возвращайся. Юлия Гауф

у меня по-прежнему нет слёз. Из-за ерунды я плакала тысячу раз, а сейчас, когда по десятибалльной шкале боль ощущается на максимум – не могу.

      Я подошла к подоконнику, опустила на него сумочку, прижалась лбом к прохладному стеклу. Как же я хотела увидеть в Тамиле наигранность. Браваду, ложь, хоть что-то, что дало бы мне веру в мужа.

      Но я ей поверила.

      В то что общались. Что сблизились. Предавали.

      Хватит! – приказала себе встряхнуться. Я же не ради Тамилы сюда явилась!

      Несколько раз сжала ладони в кулаки, разгоняя кровь. Руки онемели, мёрзнут. Но в Пашин кабинет я должна войти не уничтоженной, а спокойной.

      В приёмной я остановилась. Выдохнула, кивнула секретарю, и вошла в кабинет мужа.

      – Ася? – Паша чуть привстал, заметив меня. Нахмурился еле заметно, правой рукой собрал с угла стола несколько измятых салфеток и выбросил их в урну под стол.

      Так горячо с Тамилой прощался, что пришлось несколько салфеток использовать? Надеюсь, презервативы я здесь не увижу. Или я уже накручиваю себя.

      – Проходи, – Паша оглядел свой стол, кивнул мне на диван. – Что-то с детьми? Или ты о нас пришла поговорить?

      У меня слова не идут. Опустилась на диван. Чувствую себя немой. Так хочется накричать на Пашу, истерику закатить – я ведь имею на это право – душу отвести. Но истерики мне всегда плохо удавались, я слишком привыкла уважать Пашу. Вся моя жизнь в принципе состоит из привычек: Паша уже с нами не живёт, а я автоматически купила продукты для приготовления его любимых блюд. Много лет я только о нём и детях думаю, буквально целыми днями.

      – Ась, может, попросить нам кофе принести? Или чай?

      – Нет, спасибо, – голос, наконец, прорезался. – Я пришла поговорить насчет Глеба.

      – У него осложнения? – вскинулся Паша с искренней тревогой. – Говори, не томи.

      – Ты устроил ему выступление в клубе. Глеб намерен петь, но у него сотрясение. В клубах шумно, а на сцене аппаратура, громкость запредельная, для мальчика это опасно.

      – Ась, давай я зайду сегодня и поговорю с сыном.

      – Думаешь, он послушает? – улыбнулась невесело. – Паш, я специально не звонила тебе насчет этой проблемы, а приехала. Глеб обозлён, и вряд ли разговор с тобой ему поможет. Он, скорее, назло не только в этом клубе, но и в других выступит, плюнув на здоровье.

      – А тебя он не слушает?

      – Я пыталась с ним говорить, но опасаюсь давить. Ты можешь поговорить с другом… Васильченко клуб открывает, если я не ошибаюсь?

      – Да.

      – Попроси устроить выступление не на открытии клуба, а через время, в какой-то другой оживленный вечер. А насчет открытия пусть скажет что, например, партнёр настоял на других звёздах. Или что с аппаратурой неполадки. Или еще что-то. Придумай, Паш.

      – Придумаю, – кивнул он. – Но я всё же зайду сегодня. Дети на звонки не отвечают. Пора бы им вспомнить что я не дальний родственник, а отец.

      – Паша, ты только хуже сделаешь. Не приходи, – поднялась, мечтая убраться отсюда как можно скорее.

      – Почему?