Поход на полночь. Александр Невский. Борис Александрович Алмазов

Дальновидных-то князей не любят! Мол, чего о худом гадать, когда кругом благодать? А смерда бессмысленного, горластого слушать не след. Отец учил братьев: «Хуже нет – как чернь вас бояться не будет!» Где сила, там и страх! Так-то вот, когда по уму!

      Однако, вышло-то вовсе не по отцову рассуждению! И неизвестно как бы обернулось голодное томление Новгорода князем Ярославом. И не по уму случилось, (по уму-то – весь бы Новгород вымер – покойников и так уже счисляли без малого в пятьдесят тысяч), а по молитве!

      Александр прекрасно помнил то, о чем сейчас читал в летописи:

      «В то же лето приходил преосвященный митрополит всея Руси Кирилл 20) к великому князю Юрию и к брату его Ярославу, и к Святославу, и к Константиновичам Васильку, Всеволоду и Владимиру21) от киевского князя Владимира Рюриковича, а от черниговского князя Михаила пришел епископ Порфирий; пришел с ними и игумен пречестного монатыря Святого Спаса в Киеве на Берестовом Петр Акерович, и другой муж Владимира [Рюриковича] – стольник его Юрий. Эти трое приходили с митрополитом, прося примирить Михаила с Ярославом. Ибо Михаил был не прав, нарушая крестное целование Ярославу, и Ярослав хотел идти на Михаила. Бог же не допустил этого… Ибо послушал Ярослав брата своего старейшего Юрия, и отца своего митрополита, и епископа Порфирия и заключил мир с Михаилом, и была радость великая… Много же даров дали оба князя, Юрий и Ярослав, отцу своему митрополиту, и епископу Порфирию, и игумену Спасскому, и взяли благословение от них, и отпустили их каждого к своему князю».22)

      Александр при том замирении княжеском не был – мал еще, да и Федора отец с собою во Владимир не брал – потому братья не ведали, как там во Владимире дело обернуться могло. Вернулся отец – ни радостен, ни печален, но как бы другой человек. Не стало в нем злого веселья. Сумрачен сделался и молчалив. Почасту в молельне закрывался и выходил оттуда угрюмым и сосредоточенным. Глаза наплаканные от сыновей прятал. Теперь понимал Александр, что замириться-то отец с Михаилом замирился, а в душе своей его не простил. Тем более, что Михаил из Новгорода сам-то вышел, а сына малолетнего своего Ростислава в Торжке, понимай, пригороде новгородском, оставил! Стало быть, от Новгорода все едино не отступился! И что теперь предпринимать князю Ярославу – непонятно.

      Но сказано, человек предполагает, а Бог располагает. Прискакал из Новгорода вестник, сообщил, с коня свалившись:

      – Новгородцы княжичу Ростиславу показали путь из Торжка к отцу в Чернигов!

      Золотые пояса собрались в митрополичьей палате, теперь верх взяли сторонники Ярослава – дали посадничество Степану Твердиславичу, а тысяцкое Миките Петриловичу. Они нашли повод обвинить Михаила Черниговского в нерадении и высказали на вече все его вины, разумеется, не Ростиславу, который по молодости возраста и понять-то не мог – какую вину ему вычитывают, но через Ростислава выказали свои резоны князю Михаилу Черниговскому: «Отец твой обещал на коня сесть на войну с Воздвижения и крест целовал, а вот уже Николин день. С нас крестное целование