Космополис архаики. Готические стихотворения. Яков Есепкин

Ты нектарно испил,

      Клеил розный букет ко рождественской вате.

      Кличем пташек, Господь, присно шлют изловцов,

      На могильщиков днесь голубков променяли,

      Только тем не сносить багряничных венцов,

      Ах, тяжеле их нет, смертно мы предстояли.

      Как вспомянут, Отец, изъявимся в пиру,

      Геть трапезные мыть, лихоимные тати,

      Нищих чем побирать, и красна ж на миру

      Наша черная смерть, неча белью латати.

      Не явишься и Ты перебитым птушцам

      И, Господе, не дашь опохмельное брашно,

      Вот по смерти прими – он поидет к венцам,

      Бельный пух во крови, излиенной бесстрашно.

      «Травинки горние завянут…»

      Травинки горние завянут,

      По ним и некому влачиться,

      И лики ангельские станут

      Чрез кровь и смерть мироточиться.

      Се наши горестные персты,

      Были музыки – ныне воры,

      И рты бескровные отверсты,

      И паче ложи уговоры.

      Ах, нас, Господь, соклеветали,

      Мы от всестолий хлебов крошки

      Несли Христосу и мечтали

      Облечь их в синие волошки.

      «Только заповедь молчанья…»

      Только заповедь молчанья

      Нас от бездн уберегала

      В дни разлуки и страданья,

      Но об этом ты не знала.

      С ангелами преминует

      Говорить иль петь в Эдемах,

      Где он, где он, рай, мелует

      Цветь певец его в поэмах.

      Эти млечные гравиры

      Могут быть ли меловыми,

      Опер мертвые клавиры

      Ручейками течь живыми.

      Бдят альковин томных стены

      Божевольные юниды,

      Августейшие картены

      Гоев зрят слепые иды.

      Заноси, братия, свечки,

      Ничего мы не сказали,

      Херувимские сердечки

      Суе льдом певцов терзали.

      Воски, серебром витые,

      Мироточье истемняют,

      Вьются тени золотые,

      Мак на розочки меняют.

      Ах, молчал я дольше Бога,

      Умер в розовых сиренях,

      Фурьи вышнего порога

      Тень мою венчают в сенях.

      Много ль туром у Пилата,

      Копий хватит ли Господних,

      Вот вечение и плата,

      Дант не знал о преисподних.

      Утром нежным и дурманным

      С желтым Иродом в подвальниц

      Тьму влеклись мы за туманным

      Покрывалом царских спальниц.

      Несть речений и в трапезных,

      Шелком губы отирают

      Милоусты, от скабрезных

      Шуток десно умирают.

      Шелест макового слова

      Не сдержав, ты оглянулась,

      Тайная сия окова

      В прежний круг огня вернулась.

      Можешь речь теперь свободно,

      Не взирая на запреты,

      Там, где вечно полноводно

      В крови роз теченье Леты.

      «Слезами изольется мор-трава…»

      Слезами