Гуси-лебеди. Хозяйка Дремучего леса. Ирина Валерьевна Дынина

к тётке Анфисе отправить? В ученицы отдать к швее? Будешь золотом по шёлку вышивать, глядишь и судьбу себе вышьешь?

      – Можно подумать, в доме тётки Анфисы меня привечать станут. – фыркнула Алёнка недовольно – тётку свою, материну сестру двоеюродную, девушка терпеть не могла. – Тётка моя, сплетница известная. К нам в Рябиновку приезжает и сразу отправляется по соседям шастать, новости последние подбирать. Она, как и все прочие, меня ведьмой считает. Нет, не будет мне счастья ни в Рябиновке нашей, ни в граде княжеском. Если только в Берестень меня отправите, в стольный град, к дядьке Афанасию, да и то, сомневаюсь я – дурная слава, она, как прилипнет, так хвостом и потянется.

      – Ох, ты ж! – Прокопий Евстигнеевич, внезапно натянул вожжи и заставил лошадку остановиться – впереди, перекрыв проезд, на дороге лежало поваленное дерево. Здоровенное дерево, такое враз не оттащишь.

      – Ишь, ты. – хозяин сдвинул шапку на затылок. – Надо же – напасть какая, ни пройти, ни объехать. И, чего, спрашивается, упало? Вроде, бури не было, и ветер-братец здорово не озоровал?

      Алёнка внезапно почувствовала неладное – в груди у неё захолодело, в кистях рук закололо. С ней иногда случалось странное – словно лед внутри просыпался и ворочаться начинал. Случалось, обычно, перед чем-то нехорошим. Помнится, было так в детстве далеком, перед тем, как Ванюшку маленького, те птицы поганые, на своих крыльях унесли, потом еще, когда бабку Ташу бык буйный копытами в землю втоптал, а еще, когда в Рябиновке пожар большой случился и десяток домов выгорели, да в тот год, когда дождем, все лето, землю било, и когда язва пришла, да мор напал…

      От того, может быть, Алёнку и ведьмой считали люди деревенские? Завсегда девчонка дурное чувствовала и не было от той напасти спасения.

      Легко соскочив с воза, девушка, настороженная и пребывающая в сильном волнении, бросилась вперед, пытаясь рассмотреть что-то, одной ей известное.

      Так и есть!

      Алёнка всплеснула руками и суматошно замахала, пытаясь предупредить отца.

      – Разбойники, тятенька! Сторожитеся! Беда, беда! Ствол-то, подрублен, от того дерево и свалилось.

      Отец проворно потянулся за рогатиной, а Лизавета Матвеевна – за самострелом. Людьми они были неробкими, от того и в путешествие налегке никогда не отправлялись.

      Но, не успели – из леса вылетела черная стрела и ударила Елизавету Матвеевну прямо в грудь с левой стороны. Не успев пикнуть, женщина упала на землю уже бездыханным телом.

      Алёнка пронзительно закричала, пытаясь предупредить отца, но, вторая стрела вылетела вслед за первой, попав Прокопию в шею. Захлебываясь кровью, мужик кулем свалился с телеги, распластавшись рядом с погибшей супругой.

      Из густых придорожных зарослей выскочила пара лиходеев – широкоплечих, кудлатых, вооруженных ладными самострелами.

      Алёнка сдавленно ахнула – она признала деревенского мельника Прохора Онуфриева и его младшего сына Антипку.

      – Антип? – Алёнка попятилась. – А, где же, старший? Где Василько?

      Василько