Исчезнувшая Хюррем. Жизнь за жизнь. Любовь Викторовна Лезина

ты, таинственная гостья, желаешь рыбки, шалунишка?

      Кошка проникновенно шевельнула ушами. Получив от хозяйки несколько лакомых кусочков в селадоновой пиалочке, Гизем принялась за еду спокойно, с видом достойным и торжественным. Она не разбросала ни одного кусочка, иногда помогала себе лапкой, и делала всё так изящно, словно султанша, выросшая и воспитанная в лучших традициях дворца. Хюррем залюбовалась своей подопечной. Окрас у неё был дымчато-серый, под мордочкой красовался беленький фартучек, на каждой лапке было по носочку, а на спинке проглядывали рыженькие пятнышки. Кисточка на пушистом хвосте тоже была огненно-рыжей.

      – Наша Гизем выглядит очень ухоженно, – заметила султанша, – вся шерстка волосок к волоску, похоже, она следит за своей внешностью.

      – Моя снисходительнейшая госпожа, она ехала словно падишах в прекрасном палантине, окруженная нежнейшими шелками! Эта султанша ни в чем себе не отказывала, конечно, её шерстка будет сиять словно алмаз, ведь у неё было время и возможность понежиться и уделить время своей несравненной красоте.

      – Посмотри на её манеры, Мерьем, она ступает так горделиво.

      – Да, моя госпожа, похоже, что она очень высокого о себе мнения.

      Мерием неодобрительно разглядывала Гизем, вольготно прогуливающуюся по комнате, однако что-то привлекло ее внимание, что-то за спиной у Хюррем.

      – Что ты там увидела?

      – Какая чудная картина…

      Хюррем оглянулась и обомлела.

      7

      Хюррем встретилась глазами с женщиной, которая снилась ей иногда в кошмарных снах. Портрет ее, висевший в огромной сводчатой нише, был и незаметен с первого взгляда. Женщина стояла практически в полный рост, держа в одной руке изящный платочек, а другую положив на открытую книгу, она была прекрасна. Не так была устроена хасеки, чтобы не признать очевидного. Да, это правда, портрет кисти некоего Вечеллио Тициана, малоизвестного итальянского художника, ученика Джентиле и Джованни Беллини, на которого обратил внимание великий визирь Ибрагим, действительно давал почувствовать загадку и нежность, неуловимость и строгость, мастерски написанный, он притягивал взгляд и не отпускал. Живописец, похоже, и впрямь был талантлив, настолько искусно было прорисовано все вплоть до мелочей, неуловимые переходы от основного цвета к оттенкам и полутонам каким-то образом передавали живую игру глаз, выразительность взгляда и позы женщины. Чувствовалось, что она живет, любит, ненавидит, ревнует, дама была как живая.

      Хюррем повидала немало творений живописцев в своей жизни, этот вид искусства был отнюдь не чужд ее восприимчивой ко всему прекрасному натуре. Военные трофеи включали в себя немало предметов искусства и культуры. Сулейман давно уже понял, что не только его друг Ибрагим интересуется такими вещами. Не один вечер они провели за обсуждением прочитанной книги или упражняясь в языках. Обмен впечатлений от картин, скульптур, прекрасной старинной посуды тоже разнообразил их досуг.

      Но именно этот