Твоя на одну ночь. Ольга Иконникова

производство?

      – Есть, ваша светлость, – откликнулся он. – Не ахти какое, но есть. Сейчас сами увидите.

      Мы как раз проезжали мимо канавы, в которой мочились льняные стебли, и дворецкий указал на нее рукой.

      – Часть льна мы отдаем на прядение в деревни, часть же прядется прямо на мануфактуре.

      – Много ли там работников?

      – Человек двадцать, – после минутных подсчетов сообщил месье Ксавье, – не считая женщин и детей.

      Не знаю, чего я ожила от заброшенной хозяином мануфактуры, но всё же ее вид произвел на меня удручающее впечатление. По сути, это был большой сарай с несколькими проёмами вместо окон. Как только мы приблизились к нему, из широко распахнутых и покосившихся дверей высыпали человек пятнадцать – мужчины, женщины, дети.

      Хмурые бледные лица, худоба, заплатанная и не очень чистая одежда – отсутствие достатка было видно во всём. Люди смотрели на меня без того интереса, что я заметила на мельнице, – словно они устали до такой степени, что даже прибытие короля не произвело бы на них ни малейшего впечатления.

      – Поприветствуйте ее светлость, болваны! – рявкнул мой спутник.

      Я удостоилась нескольких натужных поклонов. Месье Ксавье виновато развел руками – дескать, чего с них, невежд, взять?

      И я уже было подумала, что мы так и уедем отсюда, не услышав от них ни единого слова, когда напряженную тишину разрезал тонкий крик:

      – Прошу защиты, ваша светлость!

      Джейн. Фифи

      Из толпы выскочила худая как жердинка девчушка, бросилась к нам и упала перед нами на колени.

      – Дозвольте сказать, ваша светлость! – она подняла голову, и я вздрогнула, увидев лихорадочный блеск в ее темных глазах, которые, казалось, занимали пол-лица.

      На вид ей было лет пятнадцать, не больше – впалые щеки, засаленные волосы, нечесаными прядями спадавшие на угловатые плечи.

      – Встань и говори! – разрешила я.

      – Не слушайте ее, ваша светлость! – подала голос дородная женщина средних лет, стоявшая чуть в стороне от остальных. – Она солжет – не дорого возьмёт.

      Я нахмурилась. Я всегда была добра к слугам и не гнушалась разделить с ними хлеб и кров, но и подобную дерзость одобрить не могла.

      – Я разрешила ей говорить! – я повысила голос, и стоявшая передо мной девчушка испуганно вздрогнула.

      – Не позволяйте ей отдавать меня замуж, ваша светлость, – залепетала она часто-часто – словно боялась, что ее остановят. – Она просватала меня за Чарлота с мельницы, а он дурной совсем. Силушки в нём много, а ума нет. И все знают, зачем мельник его женить надумал – чтобы самому с его женой забавляться.

      – Тьфу, язык твой бессовестный! – сплюнула в сердцах всё та же женщина.

      Но судя по тому, как сочувственно смотрели на девушку другие женщины, правда в её словах была.

      – Кто это? – спрашивая сразу и про женщину, и про девушку, я повернулась к месье Ксавье.

      – Мадам Креспен здесь вроде управляющей, – доложил он.

      Женщина