Щань. Повесть. Алекс Лоренц

Показала, что никогда не была готова к настоящим трудностям…

      Где-то поблизости раздался высокий, отрывистый, хрипловатый крик:

      – А-А!

      Боль? Страх? Отчаяние? Безумие?

      Прохор застыл на месте, похолодел.

      – А-А!

      Женька? Заплутал в трёх соснах, промок насквозь? Спирт взвинтил нервы, и теперь он не может выговаривать слова – только орёт?

      – А-А!

      Дурак ты, Прохор. Это обыкновенная лисица. Ты ж сам из детства помнишь, что их в этих местах пруд пруди…

      – А-А!

      Керосинка давала мало света. Он видел лишь на метр-полтора дальше своего носа. Только жухлый хмызник. Лисицы не видать.

      А ведь она может оказаться бешеной…

      Никаких следов Женьки вокруг дома.

      Неужто и впрямь отправился к пруду? Тогда пиши пропало. Там он спьяну легко мог захотеть искупаться. Мог утонуть в ледяной воде. Или увязнуть в топи.

      Делать нечего – нужно идти искать там. Авось удастся спасти дурака. Как бы самому не заблудиться.

      Он обогнул дом и вновь оказался во дворе, откуда тропинка вела к водоёму. Тропинку он так и не отыскал – настолько всё слилось под пеленой дождя в неверном свете лампы.

      Перед глазами мелькнуло красное. Какая-то тряпка. Или предмет одежды. То, чего здесь и сейчас точно быть не должно. Ярко-алое.

      Он остолбенел, страшась выхватывать из темноты то, что мельком увидел. С трудом поборол желание ринуться прочь.

      – А-А!

      От нового лисьего крика сердце ухнуло на дно желудка. Прохор дёрнулся. Дёрнулся луч лампы.

      Ярко-красная материя.

      Вышитый узором тёплый платок – деревенские старухи повязывают такими голову.

      Под деревом – две неподвижные фигуры, маленькая и побольше. Маленькая – похоже, мальчик лет восьми. Школьный костюм сидит на теле так же несуразно, как сидел бы на строительных ко́злах. Костюмчик из стратегических советских запасов. На плече нашивка с изображением книжицы и солнца. Один рукав длиннее другого.

      Мальчугана держала за руку сгорбленная старуха в праздничной зелёной кофте, чёрной юбке по щиколотку и… том самом домотканом красном платке с бахромой.

      Неподвижные, как деревянные истуканы. Черты лиц, словно восковые, расплылись в тусклом, дрожащем свете, который едва пробивался сквозь рыхлую стену дождя.

      Прохор уже видел этих двоих. Днём у богдановского кладбища. Вдалеке. Бабка в красном платке вела за руку своего несуразного внука.

      И вот, они здесь. Сейчас, ночью.

      От испуга у Прохора сбилось дыхание. Он не знал, что говорить. Не понимал, что делать.

      Они с Женькой без спроса заняли бабкин дом?

      Он мучительно проглотил застрявший в горле ком. Хрипло произнёс срывающимся голосом:

      – Это ваш дом?

      Парочка молчала.

      – Вы из Щани?

      Молчок.

      – Или из Богдановки?

      Сердце билось, словно птица в силке.

      Чёрт возьми, да