Французский контрразведчик. Иван Карасёв

гость прокололся: когда жена слегка запнулась с переводом, оказалось, что слово истребитель-бомбардировщик он понимает! На одно мгновение в комнате повисла неловкая тишина: к нам прислали агента спецслужбы? За что? Неужели всё так серьёзно? Ещё один неверный шаг, неправильно понятое слово и мне не то, что откажут в гражданстве, меня засунут в подвалы местной «лубянки»?

      Но, к счастью, ничего такого не случилось. Надо же было французской контрразведке выполнять свою работу. Поставить галочку, так сказать. Тем более, что все оказались людьми сознательными и понимающими ситуацию. Промашку гостя мы с женой деликатно не заметили, однако стало ясно, что не так прост неприметный дядечка, осведомлён о наших советских делах, и не надо ему ничего объяснять. Дяденька тоже понял, что мы его «раскусили», но глазом не моргнул, и разговор стал плавно перетекать в финальную часть.

      Дабы сгладить возникшую неловкость, гостю предложили кофе. Уместно отметить одну деталь, которую я тогда упустил по невнимательности своей и отсутствием страсти к данному напитку. По утрам французы, пытаясь окончательно проснуться после ежедневного омовения, закрепляют хрупкое ещё пробуждение, выпив кофе из большой кружки (bol), а в остальное время – как и положено – пьют всякие эспрессо и американо из маленькой чашечки.

      Жена осталась для поддержания разговора, а направился к кофеварке и принёс огромную кружку! Ведь в доме родителей супруги обычно пили только утренний кофе. Ничтоже сумняшеся, подал гостю волшебный напиток. К счастью, присутствующие, особенно, слава Богу, дээстешник, восприняли это с юмором, а не как оскорбление официального лица. Он еле удержался от смеха, но, к чести своей, мужественно вымучил такой кофе.

      Забавное происшествие разрядило обстановку, повеселевший гость уехал восвояси, где, судя по всему, поставил благоприятную резолюцию в моём деле, и, как говорил незабвенный Михаил Сергеевич, наш тогдашний лидер, процессы пошли.

      Через пару недель я вернулся уже не в Ленинград, а в проголосовавший на референдуме за изменение своего имени Санкт-Петербург. И во Франции медленно, но верно работала бюрократическая машина – в январе 1993 на наш французский адрес, пришло уведомление о получении мною гражданства. Жить стало не сказать, что лучше, но проще, хотя требование просить разрешение на выезд к тому времени, кажется, и так отменили.

      САМАЯ ДОЛГАЯ ДОРОГА

      18 августа 1991 года мы с моей первой женой стояли на перроне Варшавского вокзала города, вновь обретшего своё историческое имя Санкт-Петербург. Питер одарил нас привычной погодой – пасмурно, вот-вот пойдёт дождь, по всем признакам короткое ленинградское лето кончилось. Тем легче уезжать, всегда тяжело покидать насиженное место, особенно этот прекрасный город, когда под ласковыми лучами солнца он начинает сиять позолоченными куполами соборов и шпилем Петропавловки, даже полуоблупившаяся штукатурка домов в центре становится ярче – как на картинах художников.

      Франсуаза