Атаман Ермак со товарищи. Борис Александрович Алмазов

Старое поле им мало сделалось? – ухмыльнулся Ермак.

      – Стало быть, мало! Коней друг у друга угоняют, отары угоняют. Ловы по Дону да по запольным рекам друг у друга перехватывают. Неправду в Старом поле творят…

      – А что ж старики-то смотрят?,.

      – Старики? – невесело засмеялся Казарин. – А кто их слушает, стариков-то?

      – Во как?! – удивился Ермак. – Да, видать, давно дома не был, коли тут такое!

      – Старое поле не узнать! Здесь нонь неправда живет. Вон Кумылга поехал – самый старый в Поле. А сколь у него родаков? Семнадцать человек, да и те все для боя негожие! Он, может быть, и стал бы жить по присуду, да где у него сила? А тут кои приходят из Руси, самих-то казаков старых родов с десяток не наберется, так они на Руси у Царя в сотники, а то и головы казацкие выходят и приводят сюда по две, по три сотни голутвы! И творят что хотят, своевольничают!

      – А что ж атаманы? – сказал Ермак. – Куда атаманы смотрят, когда старые роды забижают?!

      – Эва… – Казарин похлопал себя нагайкой по голенищам сапог. – Да где они, атаманы? Они все на войнах. Старое поле впусте стоит! И казакует тут всякая шалупонь.

      – Это мне голос новый! – признался Ермак.

      – Вот те и голос! – вздохнул Казарин. – Век бы того голосу не слыхать! Сила над честию верховодит!

      – Беда! – подытожил Ермак.

      – То-то и оно, что беда! – согласился Алей Казарин. – Тута то ногайцы, то черкасы… То свои – хуже басурман. Вот и вертимся в Старом-то поле, на своей отчине, как сатана на свечке…

      Они замолчали, глядя на остывающие угли.

      – Сам-то чего делать будешь? – спросил Казарин.

      – Счас на стругах по Дону на низ пойду, к своим юртам, надо людям роздых дать – кой год без передышки.

      – Ну-ну… роздых, – сказал Казарин. – Я, слыхал, и у тебя там чегой-то не кругло!

      – Через чего? – вскинулся атаман.

      – Да навроде, слыхал, ваши чиги с каким-то Шадрой рубились.

      – Что за Шадра?

      – Не знаю! Послал наших туды узнать, как чего, – но ростепель, а они конно пошли. Надоть на стругах… Ты давай сам сплавай, ежели чего – я полста конных приведу – будь в надеже.

      – А верные ли?

      – Да пока вроде не изменяли, – сказал Казарин, – а там – кто их знает. Моих-то родаков осталось восемь человек. А это все пришлые. Из Руси голутва, да пять литвин, да поляков трое. Вот теперь такая Казариновская орда. Однако ехать надоть, – сказал он. – Ростепель! Не дай Бог, в степи половодье захватит. Ты-то как дальше пойдешь? – спросил он, поднимаясь в седло.

      – Сейчас на Елец, а там – на Дон выйду, струги либо куплю, либо поделаю и на низы поплыву! ответил Ермак. – В свой улус. Нам тут не прокормиться, а тамо у нас отары да табун…

      – Ну – помогай Бог! – приветственно поднял нагайку Алей. И показалось Ермаку, что Казарин что- то недоговаривает, но спрашивать было не с руки -Казарин Ермака помоложе.

      У подножия кургана горели десятки костров. Казаки ели поминальную кутью, вспоминали все хорошее, что сделал