Во временное пользование. Мария Зайцева

скомандовал главный, – и отдай нам ключ.

      – Ка-ка… – у меня от неожиданности голос даже пропал, пришлось прокашляться, – какой ключ? От квартиры?

      – Где деньги лежат, – заржал главный, потом резко наклонился ко мне, дохнул давно не чищенной пастью, – ты не строй из себя дуру наивную. Ты знаешь, какой.

      – Не знаю.

      Мне стало мерзко от его душной близости, от запаха, от взгляда глумливого, намертво застрявшего в вырезе моего халата. Все это, вкупе с тем, что я вообще не понимала, о чем он спрашивает, добавляло ужаса в ситуацию.

      – Знаешь, коза, – он неожиданно провел пальцами по моей щеке, перехватил руку, которой я хотела отмахнуться от него, больно сжал, заставив вскрикнуть. И продолжил трогать меня! По шее – вниз, к груди, дергая ворот халата. – Не дрыгайся!

      – Не знаю! Отпустите!

      Я запаниковала еще больше, понимая, что не смогу сопротивляться. Если я думала, что до этого боялась, то испытываемое мною сейчас чувство вообще никакому описанию не поддавалось!

      Меня никогда так не унижали, не обижали! Да я даже представить не могла… Тогда, на приеме, услышав гадости от старых приятелей отца, мне стало плохо до тошноты.

      А сейчас…

      А самый ужас был в том, что второй бандит, Цепа, стоял у окна и продолжал жрать пирог! Как будто ничего не происходило! Рассматривал с интересом и удовольствием, совмещал приятное с полезным!

      Я перестала дергаться, понимая, что так добьюсь только того, что меня ударят. Изобьют. Хотя, то, что явно планировал сделать этот подонок… После этого лучше пусть убьет.

      – Послушайте, послушайте, – торопливо зашептала я, пытаясь отвлечь подонка, – я не понимаю, о чем вы, я правда не понимаю…

      – Понимаешь ты все, – он отбросил мою нелепо сопротивляющуюся руку и рванул ворот в разные стороны, обнажая грудь, – сучка гладкая… Мы с тобой сейчас поиграем, а потом ты нам сама все расскажешь. Если не захочешь повторения…

      Я вскрикнула, и тут же грубая ладонь закрыла рот, Цепа, доев пирог, заржал:

      – Ты не увлекись, а то она и сказать ничего не сможет!

      – Сможет… – кряхтел мерзавец, опрокидывая меня на диван, – она сейчас долго говорить будет!

      Я бешено отбивалась ногами и руками, совершенно потеряв контроль и уже понимая, что это не поможет. И плевать. Я не смогу просто подчиниться, пусть сразу по голове бьет. И убивает.

      Слезы заливали глаза, мерзкие руки елозили по голой груди, отвратительный запах забивал ноздри. Я понимала, что меня сейчас опять стошнит. И надо всем этим безумием раздавалось чавканье Цепы, прихватившего еще один кусок пирога…

      А потом, когда я уже практически отключалась от ужаса и боли, тяжеленная туша, придавившая меня к дивану, неожиданно исчезла.

      Я вскинулась и отлетела в самый угол, сжалась там, спряталась. Мозг орал, чтоб я выбиралась прочь, как можно скорее, но я взгляда не могла отвести от происходящего в комнате.

      Убийства.

      А это было именно убийство.

      В центре моей маленькой съемной квартирки бесновался черный смерч. Сквозь слезы я не могла