Понедельник начинается в субботу. Сказка о Тройке – 2 (сборник). Аркадий и Борис Стругацкие

он продолжал горестно:

      – Раньше я левитировал, как Зекс. А теперь, простите, не могу вывести растительность на ушах. Это так неопрятно… Но если нет таланта? Огромное количество соблазнов вокруг, всевозможные степени, звания, лауреатские премии, а таланта нет! У нас многие обрастают к старости. Корифеев это, конечно, не касается. Жиан Жиакомо, Кристобаль Хунта, Джузеппе Бальзамо или, скажем, товарищ Киврин Федор Симеонович… Никаких следов растительности! – Он торжествующе посмотрел на меня. – Ни-ка-ких! Гладкая кожа, изящество, стройность…

      – Позвольте, – сказал я. – Вы сказали – Джузеппе Бальзамо… Но это то же самое, что граф Калиостро! А по Толстому, граф был жирен и очень неприятен на вид…

      Маленький Человечек с сожалением посмотрел на меня и снисходительно улыбнулся.

      – Вы просто не в курсе дела, Александр Иванович, – сказал он. – Граф Калиостро – это совсем не то же самое, что великий Бальзамо. Это… как бы вам сказать… Это не очень удачная его копия. Бальзамо в юности сматрицировал себя. Он был необычайно, необычайно талантлив, но вы знаете, как это делается в молодости… Побыстрее, посмешнее – тяп-ляп, и так сойдет… Да-с… Никогда не говорите, что Бальзамо и Калиостро – это одно и то же. Может получиться неловко.

      Мне стало неловко.

      – Да, – сказал я. – Я, конечно, не специалист. Но… Простите за нескромный вопрос, но при чем здесь диван? Кому он понадобился?

      Маленький Человечек вздрогнул.

      – Непростительная самонадеянность, – сказал он громко и поднялся. – Я совершил ошибку и готов признаться со всей решительностью. Когда такие гиганты… А тут еще наглые мальчишки… – Он стал кланяться, прижимая к сердцу бледные лапки. – Прошу прощения, Александр Иванович, я вас так обеспокоил… Еще раз решительно извиняюсь и немедленно вас покидаю. – Он приблизился к печке и боязливо поглядел наверх. – Старый я, Александр Иванович, – сказал он, тяжело вздохнув. – Старенький…

      – А может быть, вам было бы удобнее… через… э-э… Тут перед вами приходил один товарищ, так он воспользовался.

      – И-и, батенька, так это же был Кристобаль Хунта! Что ему – просочиться через канализацию на десяток лье… – Маленький Человечек горестно махнул рукой. – Мы попроще… Диван он с собой взял или трансгрессировал?

      – Н-не знаю, – сказал я. – Дело-то в том, что он тоже опоздал.

      Маленький Человечек ошеломленно пощипал шерсть на правом ухе.

      – Опоздал? Он? Невероятно… Впрочем, разве можем мы с вами об этом судить? До свидания, Александр Иванович, простите великодушно.

      Он с видимым усилием прошел сквозь стену и исчез. Я бросил окурок в мусор на полу. Ай да диван! Это тебе не говорящая кошка. Это что-то посолиднее – какая-то драма. Может быть, даже драма идей. А ведь, пожалуй, придут еще… опоздавшие. Наверняка придут. Я посмотрел на мусор. Где это я видел веник?

      Веник стоял рядом с кадкой под телефоном. Я принялся подметать пыль и мусор, и вдруг что-то тяжело зацепило за веник и выкатилось на середину комнаты. Я взглянул. Это был блестящий продолговатый