Орелинская сага. Книга третья. Марина Алиева

и Знание преемнику, уходил к противоположному выходу из тайного тоннеля, вливаясь в Запредельный мир Великих Иглонов. Видимо, все они знали, что ждет их дальше. Но и об этом предки Донахтира не ведали! Как же тогда их приняли в ТОМ мире? Да и приняли ли вообще? Что если Рокзут, а следом за ним и Рондихт, канули в бездну, охваченные смертоносной ледяной рябью, как самозванцы, узурпировавшие власть?

      Донахтир в ужасе отпрянул от разверстого зева тоннеля. В черной глубине, непроницаемой даже для зорких орелинских глаз, ему почудились две сверкающие точки.

      Что это?! Глаза призрака? Но нет, он не может подойти так близко ко входу. Невидимая сила, более крепкая, чем любые оковы и запоры, удерживает его в самом сердце тоннеля, не давая выйти ни здесь, ни там. Донахтир просто слишком долго смотрел в темноту, вот и заплясали перед глазами светящиеся точки.

      Великий Иглон попятился к безопасному входу в Галерею Памяти, и там с облегчением услышал тяжелые шаги возвращающегося Дихтильфа.

      – Вот, – пыхтя и отдуваясь, выдохнул Летописец, ставя перед Правителем довольно увесистую плиту, сверху донизу покрытую письменами. – Это именно та сторона, где Гольтфор пишет о себе. Великий Иглон может спокойно читать. Здесь наверху я только сейчас заметил знак, которым мы обычно помечаем записи, предназначенные для Иглонов и старейшин. Как правило, это всевозможные справки и рекомендации – их мало кто читает. Так что, даже если эта плита и попадалась на глаза кому-то из ройнов, ему вряд ли пришло в голову начать читать текст.

      Донахтир присел, разглядывая записи.

      Мелкие значки были очень четкими и уверенными, несмотря на то, что выбивала их старческая рука.

      – Да-а, Гольтфору можно позавидовать, – протянул Дихтильф, словно прочитал мысли Правителя. – В столь преклонном возрасте суметь все это выбить, да еще и отнести так далеко!. Не думаю, что свои записи старик делал прямо в Галерее. Это привлекло бы внимание, да и времени на подобное требуется немало…

      Великий Иглон рассеянно кивнул. Он уже начал читать и мыслями перенесся в далекие времена правления Дормата, поэтому не слишком внимательно слушал то, что говорил Летописец.

      Текст на плите гласил:

      «Перед лицом своих последних дней я – Главнейший Летописец и старейшина ройнов Гольтфор – хочу повиниться перед своим нынешним Правителем и облегчить душу покаянием. Признаю себя виновным в том, что проявил малодушное любопытство, не бежал, зажав уши, не прервал Великого Иглона Дормата и позволил ему высказаться передо мной до конца!

      Это случилось в тот злосчастный день, когда Правитель собрал Иглонов Шести Городов на Малый Совет, чтобы обсудить с ними вопрос о своей женитьбе на Анхорине из Восточного Города.

      Дормат пребывал в великом раздражении. Незадолго до того он вернулся от амиссий и был крайне возмущен их зловещим предсказанием. Иглон Южного Города Хеоморн пытался внушить Правителю, что мнение амиссий достойно