Прощание. Повести и рассказы. Виктория Котэ

степь, ковыль, дачи, снова степь, потом кладбище, первые, вторые и третьи околки и конец цивилизации.

      ⠀

      В гараже на краю вселенной – музыка, а над гаражом было черное глубокое небо и яркая Большая Медведица. И сухой горячий воздух дух из степи.

      ⠀

      Гараж на самом деле был сарай. Когда-то там жили коровы, жевали сено и возвращали его коровьими лепешками, а теперь вот молодые парни притащили барабанную установку, гитары, усилители и колонки made in USSR и стали жарить рок где-то посередине степи.

      Это была халупа из шлакоблоков. Внутри было грязно и прокуренно. На стенах висели вымпелы советских спортсоревнований, постеры рок-групп и углем нацарапанные пентаграммы.

      На столе – скатерть из флага СССР и подсвечники-черепа.

      ⠀

      В углу – обшарпанная барабанная установка, которую привезли из какого-то колхоза, выменяв на магнитофон. Вместо стула у нее был трухлявый пень, на котором когда-то кололи дрова. Из гитар – старая «Уралка» и неизвестной породы басуха.

      Идеальное место для говнорока.

      Мы тоже там были. Наряжались как на праздник, красили глаза поярче, но зачем, если в сарае темно и потом, после водки или молока, тоже темно и очень-очень долго идти домой.

      Там, возможно, у кого-то и была любовь, но больше водка. И еще надежды на талант, которого не было, и великий рок-н-ролльный прорыв, который не настал.

      А мы выросли, размякли, забыли про гитары, родили детей и стали программистами.

      ⠀

      Но рок-н-ролл жив. И все еще летает над степью глухой гул тех барабанов и грязноватые выкрики электрогитары.

      Аул

      В школе нам говорили, что до Джетыгары здесь был Веселый аул, а почему веселый – не уточняли.

      Детский мозг рисовывал добрых, веселых людей, которые залихватски добывали золото, весело вытаскивали из земли огромные самородки и были счастливы.

      Аул и правда был веселым, но лишь потому, что там находился единственный в районе кабак. Там золотодобытчики пробухивали все заработанное, откармливая кабачников и государственную казну.

      Двести лет прошло – все так же. Так же бухают копатели, так же пьют. Героин, правда, испортил все.

      В пивнушку после работы, в магаз за пивом – как за хлебушком.

      Но если завтра на работу, – ни-ни. Дышать в трубочку заставят. А если не продышишь, – ты безработный бомж.

      А на выходных можно, потому что можно. В кабачок, пивнушку или просто домой через магазин. В сопли, в салат или в стелечку.

      И мы там были, и мы так пили. А потом несли друг друга домой и падали лицами в сугроб.

      Пить я так и не научилась. Так же быстро хмелею после второй кружки пива. Но здесь я могу пить на работе. Это называется дегустацией. Танины обволакивают полость рта, нос суетливо выискивает в бордовой жидкости чувственные ноты, о которых говорит сомелье, но находит больше спирт. Мерло, совиньон, шираз – все одно. Разбираться в вине я так и не научилась. Опыт «Таласа» в молодости