Земля. Валера Дрифтвуд

ыспалась накануне от мандража перед началом новой большой работы, а тут ещё эта погода – будто июнь у октября украл, назло всем метеорологическим прогнозам.

      Дуться на погоду нелепо и очень по-детски. Но смириться не так-то легко. Рина совсем иначе представляла себе жданную первую встречу с дедушкиным островом.

      Эти вёрсты старого леса, окружённые горькой водой, на карте отмечены расхожим, почти безличным названием: «Дикий».

      Дедушка Ибрагим всегда говорил иначе: «Страфилев край».

* * *

      День обещает спокойствие, но легко может и обмануть.

      В самую мокрядь крылатые обычно не баламутят. И земляные грядки сегодня точно можно не поить. Хоть и вовсе из дому не выходи, разве что ненадолго, для Мины за свежим пропитанием, да заодно проведать Мэгз. Мина почти уже выздоровела, завтра, пожалуй, можно отпустить на выгон – небось Мэгз скучает.

      А вечером хорошо бы устроить себе праздник, открыть всё-таки остатнюю банку с персиками в сладком сиропе. Брук со дня на день привезёт ещё консервов, привезёт и персиков. Если, конечно, планы перебраться жить к детям в город так и остались пустой воркотнёй.

      В крайнем случае можно мотаться на матёрую сушу сам-лично, когда море это позволяет – по летней ли горькой воде, по зимнему льду. Погано, да если припрёт, ещё и не то сделаешь. Тащиться на почту за деньгами – какие-то люди из дальнего далека присылают их за жизнь на острове, трудно понять, почему. Потом в лавку. Неприятно туда соваться, а что поделаешь. В сельце вообще бывает мало чего приятного, помимо банок с персиками. Хотя и нехотя, да признаешь – людская лавка довольно сильно упрощает жизнь.

      Ясный, наглый голос медной рынды от береговых ворот бьёт в куски медленные мысли.

      Ну-ка живо, большой чайник на плиту, да оживить огонёк парой поленьев!

      Брук на своей газолинке, больше некому.

      Привезла персики.

* * *

      Небесная мелкая морось сделалась настоящим дождём, холодным, сквозным. Рина совсем замёрзла, не особо спасает даже мембранный плащ поверх куртки.

      Ещё одна неожиданность: галечный неуютный берег, насколько хватает взгляда, забран высокой смолёной решёткой с запретительными табличками. Забор отступает от моря метров, может, на двадцать, и за ним остров круто берёт кверху, укрываясь сосновым лесом. Поверху ограды пущена поржавелая проволока с колючками.

      И хотя Рине умом ясно, что всё это устроено не зря и не попу сту, детская нелепая обида от этого понимания никуда не девается. Не может, не должен, не имеет права волшебный, таинственный Страфилев край встречать их уродливым забором и колючей проволокой!..

      – Чтоб не шлялся кто попало на свою голову, – объясняет Брук.

      Сэма, похоже, никакому разочарованию не пронять, улыбается как солнышко, ладонью смахивает дождевую влагу с лица. Без Сэма, наверное, Рина ещё долго не собралась бы сюда приехать. А без неё, Рины, ещё неизвестно, как бы он сюда попал.

      Моторная лодка разгружена и утащена под дощатый навес. Там кверху дном пристроена ещё одна лодочка, простая, поменьше Бруковой моторки. В мореплавании Рина не спец, но на этом судёнышке ясно видны следы не слишком-то аккуратной починки.

      Всё это вместе – дурацкая ограда, еле как отремонтированная лодчонка, щелястый навес да вдобавок собственная глупая обида – кроет ощущением неправильности, ошибки.

      Дедушка Ибрагим рассказывал совсем по-другому…

      Но он и бывал здесь в последний раз лет двенадцать назад, до своей болезни.

      А как быть с отчётами фонда? Рина очень внимательно их читала. Остров Дикий, частный заповедник. Круглогодичная станция, с расчётом на комфортное проживание шестерых сотрудников – правда, в последние годы штат урезали до двух квалифицированных и одного подсобщика.

      Высокие ворота с оконцем, забранным изнутри толстой стальной сеткой, выглядят, пожалуй, чуть поновее и поопрятнее прочих здешних творений человеческого труда. И они заперты. Но у ворот на длинной скобе висит корабельный колокол. Брук поднимает трезвон, чтобы их впустили – к счастью, короткий, вблизи громкий звук бьёт по ушам – будь здоров.

      – Щас примчит, – говорит Брук безмятежно. – Если, конечно, дома сидит, а не где-нибудь зверью хвосты крутит.

      «Странно, – стуча зубами, отмечает Рина, как о чём-то постороннем и далёком. – На станции ведь всё равно должен кто-то быть, даже если двое из трёх отлучаются по каким-либо надобностям. Хотя бы тот подсобщик из нелюдей, на бессрочном контракте…»

      Рине не нравится слово «орк»: оно похоже на звук, с которым отплёвывают горловую слизь.

      Названия, которые произносили знакомые эльфы, когда разочек речь зашла, ей тоже показались не слишком симпатичными: «враг» или просто «тёмный» – вряд ли это такое уж исчерпывающее определение, как ни крути. Сэм тогда и рассказал, словно весёлую байку, что ему однажды такой «враг» очень ловко машину отремонтировал, хотя, наверное, и поломка-то была ерундовая. Знакомые эльфы тогда поулыбались вежливо, но, кажется, ни словечку не поверили.

      А