Небесный лыжник. Нина Савушкина

луч Луны глядит, пришпилив

      вас рядышком в один гербарий,

      как будто бабочку, чьих крыльев

      размах возможен только в паре.

      Так проще долететь до рая

      и не заметить при полёте

      тот миг, когда душа вторая

      затянет вашу и проглотит.

      Вы сморщитесь и ускользнёте,

      в чужой судьбе себя сжимая,

      как пузырьки воды в болоте,

      как снег посередине мая.

      Ондатры

      На чужой стороне

      вспомни сказку про Город лжецов.

      Купол храма здесь не

      позолочен, а серо-свинцов.

      Всякий встречный соврёт.

      Извергает не правду, а прах

      искорёженный рот,

      словно кратер в заросших горах.

      А когда побредёшь

      наугад к перекрёстку границ,

      будет путь твой похож

      на прощальную вспышку, на блиц.

      Там река – это шрам,

      что незримым клинком нанесли,

      распоров пополам

      заскорузлую кожу земли…

      Под мостом, в глубине

      наблюдая миграцию крыс,

      не трясись, – это не

      Апокалипсис, просто – эскиз.

      Мириады хвостов

      По теченью к запруде скользят.

      На восход, на восток

      иль на запад плывут – на закат?

      Куст навис, бородат,

      растрепав паутинки ветлы,

      над потоком ондатр

      в шерстяном шелестении мглы.

      Тектонический гуд

      возникает, напасти суля.

      Вот и крысы бегут

      прочь из города – не с корабля…

      И пронзает насквозь

      то ли грусть, то ли боли фантом,

      как ондатровый хвост,

      исчезающий там – под мостом.

* * *

      На закате в окрестных лесах не гуляй,

      не ныряй в неположенном месте.

      Здесь река воровата, – сорвёт невзначай

      и утянет серебряный крестик.

      Померещится вдруг, что погибель сладка

      в ржаво-илистой ванне-нирване,

      над которой безмолвно парят облака —

      невесомые, словно дыханье.

      Ты вослед за лучом, по теченью, ничей

      поплывёшь, уносимый стремниной,

      к берегам, где в сиянии сосен-свечей

      холм пылает, как торт именинный.

      Здесь разлит стеариновый свет сентября,

      словно рислинг в незримых бокалах,

      и ползёт вдоль просёлка сквозняк, теребя

      занавески в домах обветшалых.

      Здесь внезапно поймёшь, робко переступив,

      переплыв заповедные грани:

      жизнь и смерть – это просто прилив и отлив

      в нескончаемом чередованье.

      Смерть зимы

      Ты засыпал зимою заворожённым

      с той, чьи уста искрились вьюжным крюшоном,

      сочно сверкали, как виньетки в Версале,

      чьи лобызанья в кожу твою вмерзали.

      Ты был обкормлен липким снежным попкорном,

      Намертво упоён вином иллюзорным.

      Поторопись – до разрыва, до разлива ручья

      сбрось снежинки