Небесный лыжник. Нина Савушкина

лицо врага нам,

      враг приближался и свистел

      непредсказуемый мотив.

      Нёс ветер музыку, дробя

      её по каменным изгибам.

      Мазуркою сменялся марш,

      вой волка – блеяньем козла.

      И переросшая себя

      вода в каналах встала дыбом

      и, как из мясорубки фарш,

      через решётки поползла.

      Река стремилась расколоть

      свои гранитные границы

      и, запрокинувшись как мост,

      на нас обрушиться с небес.

      Её раздавшаяся плоть

      мечтала с небом породниться —

      так, чтоб песок колючих звёзд

      в ней растворился и исчез.

      А нам казалось, что с Луны

      за нитку дёргает приливы

      хозяин ветра и судьбы —

      неуловимый кукловод.

      Он нам глагол «обречены»

      переменил на слово «живы»,

      переиграл, как будто бы

      мы недостойны этих вод.

      Река ушла, прополоскав

      пустые коридоры улиц,

      лишь кое-где на мостовой

      цветут ажурные плевки.

      И город, словно батискаф,

      всплывает медленно, сутулясь,

      сверяя пульс неверный свой

      с сердцебиением реки.

      Снежный король

      Когда замрёт на дне Летейского проспекта

      гремучая волна,

      на каменный балкон выходит бледный Некто

      под нимбом цвета льна.

      Он издали похож на Кая-аутиста —

      ему не надо Герд.

      Он небожитель, но лицо его землисто.

      Лицо его – конверт.

      Оно почти мертво, поскольку рот запаян

      застывшим сургучом.

      Он – ледяных словес единственный хозяин —

      на вечность обречён.

      Мы ждём, когда слетят фонемные фантомы

      из уст его – на наст.

      Из снежной шелухи, что подберём потом мы,

      фанатик воссоздаст

      снежинок чертежи, конструкции фигурок,

      глаголы изо льда,

      пока не упадёт, как брошенный окурок,

      Полярная звезда.

      И местный неофит, стремясь к светилу ближе,

      решит: «Постиг, достал».

      Но в потном кулачке растает мутной жижей

      блистательный кристалл.

      Март

      Март. Авитаминоз.

      Снег, растоптанный в прах.

      Перхоть пыльных мимоз.

      Вспышки солнца и слёз

      в непривычных глазах.

      Как фарфор костяной,

      беззащитны виски.

      Каждый звук за стеной

      вызывает весной

      дребезжанье тоски.

      В этом гуле – разрыв

      кристаллических льдов,

      запредельный мотив —

      если ты ещё жив,

      то к нему не готов.

      Значит, смог доползти

      до весны сквозь январь,

      чтоб глядеть, как блестит

      в складках кариатид

      прошлогодняя гарь.

      А судьба, что предрёк

      для себя наперёд, —

      лишь прозрачный намёк —

      пустоты пузырёк,

      запечатанный