Ты нам (не) нужен. Анна Гур

приказ Марата.

      Все же беру чайник, наполняю его водой и шум струи из-под крана как-то успокаивает. Включаю плиту и поворачиваюсь, чтобы лоб в лоб столкнуться с темным взглядом мужчины, который вальяжно проходится по кухне, отодвигает стул и садится за стол.

      Не отнять у него умения выглядит подобно королю в любых условиях. Даже на моей кухне миллиардер выглядит как на очередной своей конференции, кладет руки на стол, скрещивает пальцы в замок и глаз с меня не сводит, этакий терпеливый зритель в ожидании представления.

      С трудом выдерживаю тяжесть его взгляда. Умение олигарха продавливать отшлифовано на высочайшем уровне, только я уже не вчерашняя девчонка, так жестоко брошенная им.

      – Ты ведь мне не веришь? – выговариваю, устало вздыхая.

      – Нет, – рубит словами.

      Как всегда прямой, как шпала. А мне становится жутко от того, что мы остались с ним совершенно одни на этой кухне, и я чувствую его ярость каждой клеточкой своего тела, а в его глазах…

      Его синие глаза темнеют, превращаются в черные непроницаемые бездны. Страшный он. И, скорее, его слова не угроза, Марат действительно сейчас решает, что именно со мной сделать и в какой последовательности…

      Впрочем, ни один из вариантов развития этой ситуации меня не устраивает.

      Понимаю с отчаянием. Что мне во что бы то ни стало надо убедить Марата поверить мне, но я не знаю, как именно это сделать…

      Думаю усиленно, пока, наконец, не решаюсь задать вопрос, который не дает мне покоя:

      – Неужели ты не хочешь взглянуть на дочь?

      Откидывается на стуле, наклоняет голову к плечу. Снайпер, прицеливающийся к добыче.

      После моих слов прищуривается. Как прицел фокусирует, а у меня пальцы дрожать начинают, чтобы скрыть тремор, в кулаки их сжимаю, но Марат и этот жест отслеживает.

      – На твою дочь? – спрашивает с нажимом, а у меня в горле першить начинает, в глазах жжет.

      – У нее есть имя, Марат. Ее зовут Мира…

      Смотрит исподлобья. Опасный сейчас. Дикий. С возможностями Умарова он может растоптать меня своими начищенными до блеска ботинками, вкатать в грязь и не заметить этого. Ровно как и сейчас не замечает, какую адскую боль причиняет своим неверием.

      – Сколько нужно на лечение?

      Спрашивает резко. В голосе рокот грома слышен, а я дар речи теряю.

      – Сколько?! – повышает голос и добивает меня, спрашивая: – Пять миллионов? Десять? Пятнадцать? Двадцать? Какая сумма заставила тебя прийти ко мне и умолять, надеясь, что я куплюсь на фейк о том, что ты родила от меня?!

      Каждое слово пощечина. Хлесткая. Болезненная. Выбивающая воздух из груди. Сердце разрывается на части. Марат лично сейчас мне грудную клетку выламывает и достает его, чтобы сжать, чтобы уничтожить все то, что от него еще осталось…

      Слезы все же срываются с моих глаз, когда я чувствую, как что-то внутри меня ломается с треском…

      Наверное, это моя надежда, которую выкорчевывают с корнем, вырывают безжалостно.

      Отворачиваюсь от Умарова и опускаю руки на столешницу, чувствую