Вина. Повесть об интеллигенции. Федор Метлицкий

У нее было чувство родины.

      Отвлекаясь от горьких мыслей о трагической судьбе друзей, он спросил:

      – А что было потом?

      – Позже, во время «диктатуры пролетариата», многие снова бежали на Запад, или тоже были расстреляны или замучены в лагерях.

      – А остальные?

      – Жить-то хочется. Так было во все времена – приспосабливались всегда. Верили живым лозунгам «Вся власть – трудящимся!», «Мир народам! Земля крестьянам! Заводы рабочим!» Только потом лозунги стали привычными, давно отработанными обветшавшими и приемлемыми, как телесериалы об Изауре. Оставшиеся старые интеллигенты вынуждены были стать «попутчиками» одной партии.

      – Вон оно как обернулось! – вздохнул старый поэт. – Очистительная буря революции, о которой мы мечтали, изнывая в застое самодержавия, снова ввергла в еще большую реакцию?

      Старец часто дышал, словно ему не хватало воздуха.

      – Все повторилось! Откуда это?

      – Оттуда же! – неохотно сказал Горюнов.

      – Потеряли музыку?

      – Музыку вашего абстрактного Бога, перед которым все равны? Так он и был, рябой и с усами, строптивый грузин, окончивший лишь семинарию. Вообразил себя вождем новой оптимистической страны, со знаменем народной справедливости шагавшей к светлому будущему, хотя продолжал разреживать ряды строителей коммунизма, не веря никому.

      – И что, настоящей интеллигенции не стало? Той, у кого больная совесть, и чувство социальной ответственности?

      – А вам не рассказали? Сколько ее выкосило во время мировых войн?

      Старец помрачнел.

      – Мой друг Александр Блок говорил мне о землетрясении в Мессине. При внезапной вспышке подземного огня проснувшегося вулкана явилось лицо человечества – на один миг! И мы увидели то, от чего нас систематически отрывают несчетные «стилизации» – политические, общественные, религиозные и художественные личины человека. Того лица, подлинного, отдельного человека, которое мелькнуло в ярком свете, можно было испугаться, до того мы успели от него отвыкнуть. Ничем не заменимое чутье потерял человек, оторвавшись от природы, утратив животные инстинкты.

      Когда они пришли домой, к профессору, старый поэт был по-прежнему мрачен. Выискал в богатой библиотеке профессора синий томик из собрания сочинений А. Блока, и восхитился, что собрано все, даже неопубликованное (не знал, что лишь то, что не противоречит линии партии). «Так ценят моего друга! – радовался он.

      – Да, это был пророк. Вот маленькая заметка о взрыве вулкана в Мессине: «В минуту катастрофы люди были охвачены паникой, безумием, несчастнее зверей… Но какие чудеса человеческого духа и человеческой силы были явлены потом! Какое мужество умирающих!.. Того лица, подлинного, отдельного человека, которое мелькнуло в ярком свете, можно было испугаться, до того мы успели от него отвыкнуть. Таков обыкновенный человек. Он поступает страшно просто, и в этой простоте сказывается драгоценная жемчужина его