Рассказы. Ира Брилёва

живого веса. Приходящая к нам иногда в гости трехлетная (тогда!) дочка наших друзей спокойно брала его одной рукой за шиворот, а другой за хвост, и таскала по всей столовой, изображая что-то вроде мытья полов котиной тушкой. Мося стоически переносил эти издевательства, и только его горестный взгляд и текущие из глаз слезы выдавали всю глубину его душевных страданий. Но девочку он не поцарапал ни разу! Его голова болталась, как сосиска, лапы безвольно телепались вслед за обвисшим жирненьким телом, но он героически ждал, когда ребенку надоест это детское «поломойство», не издавая при этом ни единого звука.

      Мы отбирали у девочки несчастно кота, и Мосик, отряхнувшись, и приведя в порядок свою красивую помятую шерстку, сразу же залезал на колени к моему мужу, которого почитал кем-то вроде полубога.

      Вообще, сидеть на коленях было его любимым занятием. И эта Мосина привычка особенно радовала какого-нибудь случайно забредшего к нам на огонек – в обеденный перерыв или ранним вечерком после трудового дня – гостя мужского пола. Наш кот, как радушный хозяин, весело запрыгивал на колени очередной жертвы, аккуратно топтался по его брюкам и терся о пиджак. В совершенный восторг Мосю приводили шерстяные костюмные ткани темных расцветок. Он терся и топтался на них с каким – то педантичным остервенением. Не подозревавший о таком кошачьем гостеприимстве, посетитель в ужасе спешно ретировался, по пути тщетно пытаясь отряхнуть кошачью шерсть с пиджака и хоть немного стереть многочисленные белые отпечатки кошачьих лап, устилавшие его брюки от пояса до колен. Но постепенно все наши друзья привыкли к доброму нраву этого уникального кота, и уже не возражали против его дружеских объятий.

      Мы Мосю просто обожали. Всей семьей! Умен он был необычайно. Помню однажды, когда я готовила обед, Мосик спал рядом на стуле, который считал своим законным местом на моей кухне. Он сладко посапывал и улыбался во сне. Я достала из холодильника большой кусок колбасного сыра, завернутого в целлофан, и положила его на разделочную доску, намереваясь порезать и подать на стол к обеду. Но, прервав свои кухонные манипуляции, я всего лишь на полминуты удалилась в ванную за каким-то предметом, теперь уже и не вспомнить за каким именно. Когда я вернулась в кухню, все было по – прежнему: Мося блаженно дрых на стуле, разделочная доска и нож лежали на столе. Не хватало только сыра. Он теперь сиротливо покоился на полу около ножки обеденного стола. Целлофан был изгрызен буквально в лапшу, словно над ним потрудился целый полк мышей.

      Я подняла сыр и внимательно посмотрела на Мосика. Тот вдруг заулыбался во сне и засопел еще более вызывающе. «Мося, – строгим голосом сказала я, взывая к Мосиной совести. Никакой реакции на мои слова не последовало. «Мося, – снова сказала я еще более строго. Мося недовольно поморщился и приоткрыл один глаз. Весь его вид выражал недоумение, и даже возмущение. У него буквально на лбу было написано: «Я тут, понимаете ли, мирно сплю. И вдруг кто-то меня бесцеремонно будит! Эти люди, они такие нахалы!»

      Но