Казаки. Лев Толстой

засмеялись.

      Ергушов был тот самый казак, который пьяный спал у избы. Он только что, протирая глаза, ввалился в сени.

      Лукашка в это время, встав, справлял ружье.

      – Да скорей идите; поужинайте и идите, – сказал урядник. И, не ожидая выражения согласия, урядник затворил дверь, видимо мало надеясь на послушание казаков. – Кабы не приказано было, я бы не послал, а то, гляди, сотник набежит. И то, говорят, восемь человек абреков переправилось.

      – Что ж, идти надо, – говорил Ергушов, – порядок! Нельзя, время такое. Я говорю, идти надо.

      Лукашка между тем, держа обеими руками передо ртом большой кусок фазана и поглядывая то на урядника, то на Назарку, казалось, был совершенно равнодушен к тому, что происходило, и смеялся над обоими. Казаки еще не успели убраться в секрет, когда дядя Ерошка, до ночи напрасно просидевший под чинарой, вошел в темные сени.

      – Ну, ребята, – загудел в низких сенях его бас, покрывавший все голоса, – вот и я с вами пойду. Вы на чеченцев, а я на свиней сидеть буду.

      VIII

      Было уже совсем темно, когда дядя Ерошка и трое казаков с кордона, в бурках и с ружьями за плечами, пошли вдоль по Тереку на место, назначенное для секрета. Назарка вовсе не хотел идти, но Лука крикнул на него, и они живо собрались. Пройдя молча несколько шагов, казаки свернули с канавы и по чуть заметной тропинке в камышах подошли к Тереку. У берега лежало толстое черное бревно, выкинутое водой, и камыш вокруг бревна был свежо примят.

      – Здесь, что ль, сидеть? – сказал Назарка.

      – А то чего ж! – сказал Лукашка, – садись здесь, а я живо приду, только дяде укажу.

      – Самое тут хорошее место: нас не видать, а нам видно, – сказал Ергушов, – тут и сидеть; самое первое место.

      Назарка с Ергушовым, разостлав бурки, расположились за бревном, а Лукашка пошел дальше с дядей Ерошкой.

      – Вот тут недалече, дядя, – сказал Лукашка, неслышно ступая вперед старика, – я укажу, где прошли. Я, брат, один знаю.

      – Укажь; ты молодец, Урван, – так же шепотом отвечал старик.

      Пройдя несколько шагов, Лукашка остановился, нагнулся над лужицей и свистнул.

      – Вот где пить прошли, видишь, что ль? – чуть слышно сказал он, указывая на свежий след.

      – Спаси тебя Христос, – отвечал старик, – карга за канавой, в котлубани[15] будет, – прибавил он. – Я посижу, а ты ступай.

      Лукашка вскинул выше бурку и один пошел назад по берегу, быстро поглядывая то налево – на стену камышей, то на Терек, бурливший подле под берегом. «Ведь тоже караулит или ползет где-нибудь», – подумал он про чеченца. Вдруг сильный шорох и плесканье в воде заставили его вздрогнуть и схватиться за винтовку. Из-под берега, отдуваясь, выскочил кабан, и черная фигура, отделившись на мгновенье от глянцевитой поверхности воды, скрылась в камышах. Лука быстро выхватил ружье, приложился, но не успел выстрелить: кабан уже скрылся в чаще. Плюнув с досады, он пошел дальше. Подходя к месту секрета, он снова приостановился и слегка свистнул. Свисток откликнулся, и он подошел к товарищам.

      Назарка, свернувшись, уже спал. Ергушов сидел, поджав

15

Котлубанью называется яма, иногда просто лужа, в которой мажется кабан, натирая себе «калган», толстую хрящеватую шкуру. (Прим. Л.Н. Толстого.)