Месяц чернец. Денис Владимирович Морозов

наконец! – вздохнул Немил, поднимаясь на четвереньки.

      Боярин оторопел. Его ладонь распахнула пушистую шубу и нашарила рукоять короткого меча, болтающегося на поясе, но тут тысяцкий, видно, забыл, что собирался сделать, и застыл с разинутым ртом.

      Не помня себя, Немил вырвал из рук стражника факел и принялся тыкать искрящейся и полыхающей паклей в восковое лицо мертвеца. Из разорванного горла покойника вырвался жуткий хрип, и тут уже боярин не оплошал и рассек его хлестким ударом меча, отчего тощее тело Шугрея переломилось надвое. Промасленное тряпье на конце факела упало на рваную вотолу, та вспыхнула и заполыхала.

      – Как же так? Ведь он мертвый был! Все же видели! В лице ни кровинки! – бормотал ошалевший Любомысл, отпихивая горящие кости.

      – Что, и теперь в упырей верить не станешь? – хватая ртом воздух, прошипел Немил.

      – Что с останками делать? – тысяцкий первым вспомнил, кто тут главный.

      – Спалить до самого праха! И пепел развеять по ветру, – отозвался Немил.

      – Сам-то как? Тебя упырь не успел покусать? – перевел на него взгляд Твердислав.

      Немил потер пальцем шею и успокоил скорее себя, чем боярина:

      – Ни царапины. Не боись: я в злыдня не превращусь.

      – И то хорошо. А то как бы не пришлось и тебя так же жечь, – хохотнул тысяцкий.

      – Чтоб у тебя язык отсох! – не удержался кудесник.

      – Не смей на меня лаять! Вдруг сглазишь? – испугался боярин. – Ты ведь сам говорил, что из кого упырь выпьет кровь – тот в кровососа превратится.

      – А кто же тогда из Шугрея кровь выпил? – не удержался от едкого замечания книжник. – Его-то кто превратил в ходячую тварь?

      – И верно! – по лбу боярина пробежала морщинка, вызванная раздумьем. – Выходит, это был не упырь? Шугрей – всего лишь очередная жертва, а сам упырь – тот, что его прикончил и кровь выпил – до сих пор должен шастать поблизости.

      По коже Немила разбежались холодные мурашки. Все четверо растерянно застыли и начали разглядывать друг друга, словно надеясь распознать в соседе того самого упыря из Лиходеева царства.

      – Не пора ли уходить? – забеспокоился Любомысл. – Мы и так задержались сверх меры.

      Он потихонечку отступил к тропинке, ведущей на верхний край рва, и начал карабкаться по скользкому льду.

      – Погоди! – резко окликнул его Твердислав. – Сначала пусть мертвец догорит. Иначе по городу пойдет молва, а мне князь велел, чтобы все было тихо.

      Абаш занялся костром. Неожиданно в темноте раздались едва слышные хлопки, как будто кто-то стряхивал снег с одежды. Все замерли. Напряженную тишину нарушила маленькая темная птичка, которая опустилась на плечо боярской шубы, звучно хлопнув перепончатыми крылышками. Абаш облегченно вздохнул и во всю глотку гаркнул:

      – Воробей прилетел! Добрый знак.

      – Какой же это воробей? – боясь пошевелиться, выдавил из себя Немил. – Разуй зенки!

      Птичка вспорхнула, сделала круг над воеводской шапкой, с которой свисал роскошный