Серебро Господа моего. Борис Гребенщиков

нам не уйти далеко,

      Похоже, что мы взаперти.

      У каждого есть свой город и дом,

      И мы пойманы в этой сети;

      И там, где я пел, ты не больше, чем гость,

      Хотя я пел не для них.

      Но мы станем такими, какими они видят нас –

      Ты вернешься домой,

      И я – домой,

      И все при своих.

      Но, в самом деле – зачем мы нам?

      Нам и так не хватает дня,

      Чтобы успеть по всем рукам,

      Что хотят тебя и меня.

      И только когда я буду петь,

      Где чужие взгляды и дым –

      Я знаю, кто встанет передо мной,

      И заставит меня,

      И прикажет мне

      Еще раз остаться живым.

1981«Синий Альбом»

      Электрический пес

      Долгая память хуже, чем сифилис,

      Особенно в узком кругу.

      Такой вакханалии воспоминаний

      Не пожелать и врагу.

      И стареющий юноша в поисках кайфа

      Лелеет в зрачках своих вечный вопрос,

      И поливает вином, и откуда-то сбоку

      С прицельным вниманьем глядит электрический пес.

      И мы несем свою вахту в прокуренной кухне,

      В шляпах из перьев и трусах из свинца,

      И если кто-то издох от удушья,

      То отряд не заметил потери бойца.

      И сплоченность рядов есть свидетельство дружбы –

      Или страха сделать свой собственный шаг.

      И над кухней-замком возвышенно реет

      Похожий на плавки и пахнущий плесенью флаг.

      И у каждого здесь есть излюбленный метод

      Приводить в движенье сияющий прах.

      Гитаристы лелеют свои фотоснимки,

      А поэты торчат на чужих номерах.

      Но сами давно звонят лишь друг другу,

      Обсуждая, насколько прекрасен наш круг.

      А этот пес вгрызается в стены

      В вечном поиске новых и ласковых рук.

      Но женщины – те, что могли быть, как сестры, –

      Красят ядом рабочую плоскость ногтей,

      И во всем, что движется, видят соперниц,

      Хотя уверяют, что видят…

      И от таких проявлений любви к своим ближним

      Мне становится страшно за рассудок и нрав.

      Но этот пес не чужд парадоксов:

      Он влюблен в этих женщин,

      И с его точки зренья он прав.

      Потому что другие здесь не вдохновляют

      Ни на жизнь, ни на смерть, ни на несколько строк;

      И один с изумлением смотрит на Запад,

      А другой с восторгом глядит на Восток.

      И каждый уже десять лет учит роли,

      О которых лет десять как стоит забыть.

      А этот пес смеется над нами:

      Он не занят вопросом, каким и зачем ему быть.

      У этой песни нет конца и начала,

      Но есть эпиграф – несколько фраз:

      Мы выросли в поле такого напряга,

      Где любое устройство сгорает на раз.

      И, логически мысля, сей пес невозможен –

      Но он жив, как не снилось и нам, мудрецам.

      И друзья меня спросят: «О ком эта песня?»

      И я