Выжить. Детективные истории. Валентин Колесников

настольной лампой комнатке. Еще долго склонялась седая взлохмаченная голова над кипой исписанного пергамента. Но вот усталые глаза оторвались от работы. Ученный думал. Он сидел, сосредоточенно вспоминая, не упустил ли что, и наконец, поставил свою подпись. Потом вложил исписанный пергамент в пакет, запечатал его и на конверте написал обычными чернилами: «Прошу хранить тысячу лет после моей смерти».

      Затем кряхтя, по-стариковски, тяжело поднялся из-за письменного стола. Вошел в ослепительно яркую от света электрических ламп лабораторию. За отгороженной стеклом перегородкой хирургическая комната. Профессор разделся, принял дезинфицирующий душ и тяжело ступая, открыл прозрачную дверь…

      Профессор не мог передать все, что чувствовал в эти минуты операции, проводимой самим себе, и только обращаясь к своим мыслям, говорил им:

      – Страх сковал все мое существо. Он проникал в каждую клеточку моего старого тела, и, казалось, нет, да и не было спасения от ощущения близкой гибели. Я стар, мне семьдесят четыре года, но умереть не хочется. Сейчас я лежу на операционном столе в моей лаборатории. Опыт, к которому я готовился с группой моих коллег, таких же врачей, как и я, будет осуществляться на мне.

      Чувство неудобства не проходило, хотя я лежал на операционном столе в очень удобной позе на мягком матраце, облегчающий каждый выступ тела. Но это уже не воспринималось. Вот как будто невидимая прозрачная пелена отгородила меня ото всех. Коллеги были здесь. Их внимательные глаза сосредоточенно наблюдали за мной. Дыхание прекратилось. Я судорожно хватал воздух ртом, но все напрасно. Невидимая сила отсекла живительный кислород. Неописуемый ужас смерти охватил своими стальными клещами все мое естество. Мне хотелось кричать на весь мир, на всю вселенную, но я не мог пошевелить, ни одним мускулом, я был бессилен. Тело забилось в агонии. Мучительный страх покинул меня, все вдруг отодвинулось на задний план и стало безразличным. Я еще был в сознании, но взгляд уже тускнел, вдруг представилась вся моя жизнь. Она промелькнула в мозгу с невероятной быстротой, до мельчайших подробностей и предстала такой безразличной и не нужной. К чему это все, чтобы бесследно исчезнуть вместе с моим прахом с этими последними мыслями все померкло, погружаясь в покой, мрак…

      Мрак превратился в какой-то легкий живительный эфир. Абсолютный покой царил тут. Знакомое чувство неудобства далеким эхом нарастало, заставляло вертеться, менять неудобные позы. Но с каждым новым положением становилось все неприятнее. Эфир сжимался, он давил со всех сторон, заставляя искать и искать удобное положение, но все напрасно, страх вкрадчиво и медленно становился союзником сжатого эфира. Внезапно появилось чувство нехватки живительного притока. От этого положение неудобства усиливалось разлилось и воцарилось на месте живительного. На смену страху и неудобству медленно возвращалось чувство безразличия и покоя, последним движением, угасающей волны чувств удалось схватить глоток пресного безвкусного и такого отвратительного воздуха. Новый вздох