Семь алмазов французского графа. Татьяна Иванова

и оказывался у кого-то на балу, то там непременно присутствовала Елизавета Арсеньевна Лукина. Но каким образом графу удавалось это выяснять? – задавались всякий раз вопросом устроители бала, ведь ни у кого из них он никогда не спрашивал о том, приглашена ими Лизонька или нет!

      Вскоре его пристрастие к молодой вдове стало столь заметным, что начало обсуждаться. И слухи об этом однажды достигли ушей княгини. Анна Сергеевна отправилась к дочери и прямиком заявила ей о блуждающих столичных сплетнях.

      – Но, мама! – возразила ей Лизонька. – Мы с графом просто друзья. Он, оказывается, был хорошо знаком с Петром Петровичем, да не просто знаком! – И она принялась рассказывать княгине о масонстве.

      – Глупости все это! – заявила Анна Сергеевна. – К чему это вдруг зрелому мужчине забивать голову молоденькой женщине такими нелепостями? Это, похоже, только предлог! Ничего, теперь я сама прослежу за Вашей с ним так называемой дружбой.

      Но как не велика была бдительность княгини, уберечь дочь от любовной связи с графом она не смогла.

      Граф, почуяв наблюдательность княгини, словно опытный дрессированный пес, на ее глазах держал Лизоньку «на расстоянии». Однако стоило Гагариной притупить свое внимание, тотчас же принимался нежно и трепетно ухаживать за ее дочерью, предугадывать любые ее желания, тонко проникаться ее проблемами, не упуская случая не только легко и красиво пофлиртовать, но и дать дельный совет. Чувства Лизоньки при этом, расшатанные опытным ловеласом до максимального амплитудного значения, достигли такой высокой точки накала, что сдерживать их она уже не могла.

      И вот однажды, приготовившись к очередному визиту графа, она решила для себя – либо сегодня, либо никогда!

      Граф почувствовал ее настрой, как только переступил порог гостиной. Лизонька была напряжена до нервозности. Ее глаза лихорадочно блестели, щеки терзал неровный румянец, пальчики, к которым он прикоснулся губами, были горячи и трепетны. И он нарочно задержал свои уста на них дольше обычного, пока взволнованная Лизонька сама не выдернула руку.

      – Что случилось, Елизавета Арсеньевна? – спросил граф и нежно ей улыбнулся.

      – Ничего! Я немного не в себе. У меня болит голова.

      – Сядьте! – скомандовал граф и по – хозяйски указал ей на кресло.

      Лизонька покорно села, напряженно выпрямив спину и вздернув голову, словно приготовилась к чему-то опасному. А граф легкими шагами ступая по мягкому ковру, подошел к ней сзади.

      – Вы позволите мне снять Вашу боль? – спросил он и, не дождавшись ответа, запустил руки ей в голову.

      – Ой! – невольно вырвалось у Лизоньки, когда тщательно уложенный русый локон ее волос выбился из прически и вольно повис у виска.

      – Т – с! – прошептал ей на ухо граф.

      – Расслабьтесь, закройте глаза и не обращайте никакого внимания на Вашу прическу. Вы, Елизавета Арсеньевна, страсть как хороши, что с ней, что без нее! – и он принялся нежно массировать ей виски, а потом затылок.

      – Боже, что Вы делаете? – простонала