Русские хроники 10 века. Александр Коломийцев

не строили, совет держали прямой, без потаённых корыстных задумок. До конца пира Владимир не досидел, ушёл в покои. Утром попарился в бане с духмяными травами, грушевым квасом, челядин опрокинул ведро колодезной воды на голову. На люди князь вышел свежий, весёлый, с румянцем на тугих щеках.

      Солнце коснулось верхушек вязов, приплюснулось, раздробилось. В гриднице отставили чаши, затянули песню. Владимир в лёгком хмелю откинулся на спинку деревянного кресла, подпевал. Сзади тихой поступью, на носках приблизился служка, зашептал на ухо. Владимир лишь имя Мистиши разобрал, нахмурился. Сгоряча хотел отругать отрока, с каких пор князь должен выходить из-за стола к своим людишкам. Сдержался, дело у Мистиши скрытное, не зря не зашёл в гридницу. Дружинники примолкли, Владимир рукой махнул: продолжайте, у меня, мол, дело своё, особое, вас не касаемо.

      Мистиша, запылённый, с виноватым лицом, мялся в проходе, при виде раздражённого князя склонился до пола.

      – Не гневись, княже, сам велел сразу известить.

      Владимир унял раздражение, и вправду давал такой наказ.

      – Говори, всё изладил, никто поперёк не пошёл?

      – В святилище всё ладом сделали. Волхвов, чтоб не перечили, за краду вытолкали. Потом наперекосяк пошло. Не отдал Буды сына, на твоих людей, княже, руку поднял.

      – Ну? – нетерпеливо воскликнул Владимир. – Неужто отступились?

      – Приступом варяга взяли. Избу по брёвнышку раскатали. Самого Буды и кутёнка его до смерти пришибли.

      Выслушав рассказ Мистиши, Владимир рукой махнул. Так или иначе, с обидчиком рассчитался.

      – Ладно, умойся с дороги, заходи в гридницу.

      Мистиша облегчённо вздохнул, повеселел. Коли князь на пир зовёт, значит, не гневается.

      2

      Дружинники ожидали князя с наполненными чашами. Выпив мёд, Владимир обернулся к Добрыне.

      – Помнишь ли, как печенеги Киев обложили, когда князь Святослав в Переяславце был?

      Добрыня отёр мягким убрусом жир с пальцев, глянул на князя трезвым взглядом. Не пропали его слова втуне.

      – Как не помнить! Княгиня Ольга, с вами, детьми малыми, едва животы спасла тогда.

      – Печенеги-то пришли, откуда и не ждали, не со степи вовсе. И валы обошли, и Рось. Путь им теперь знакомый. Крепости надобно на том пути ставить, городки с городницами, вежами. Человека бы бывалого сыскать, чтоб места те знал. Валы – что, только заминка, не обойдут, так перелезут где.

      – Есть такой человек. С Роси родом, но и по Стугне, и по Ирпеню хаживал.

      Владимир в который раз подивился прозорливости уя. Добрыня же подозвал дружинника, сидевшего у другого конца стола.

      – Огнеяр! Подь-ка сюда.

      К князю приблизился кмет, годами немногим моложе Добрыни. С бритой головы до мочки уха свешивался пук седоватых волос, длиннющие усы опускались ниже подбородка. Рыжина основательно вылиняла, подходило время, когда имя Огнеяр можно сменить на Белояр. Кожа лица была высушена солнцем, выдублена ветром и стужей. Левая щека хранила след вражьего железа.