Сакура, свадьба, смерть. Александр Вин

молодостью и материнством, с короткой тёмной причёской, в майке-тенниске, в льняных брюках, посмотрела сквозь черные очки на Глеба.

      Капитан Глеб Никитин привстал.

      – Доброе утро.

      С удивлением коротко нахмурившись, молодая белозубая мама улыбнулась.

      – Доброе…

      От ворот с шумом протопала странная процессия.

      Объединённые общим интересом люди смеялись, гулко разговаривали, несли пластмассовые столы, стулья, пляжные зонты, бумажные плакаты, какие-то большие баулы и сумки. Понаблюдав за ними некоторое время, Глеб сделал вывод, что в ботанический сад нагрянули энтузиасты-организаторы выставки народного творчества, скорее всего, местные самодеятельные гончары.

      – Дети, дети! Подходите ближе ко мне, не отставайте!

      Огромная тётя с плавящимся на морщинистых щеках обильным макияжем экзальтированно и чудовищно громко принялась заботиться об общественных детях, доставленных ею на экскурсию.

      – Дети, смотрите, какие цветы! И красные есть, и синие, здесь они особенно крупные!

      – А эти белые – просто чудо! Так и просятся, чтобы вы их сфотографировали!

      Тётя активно размахивала пухлыми руками перед самым лицом смирно сидящего перед ней на скамейке капитана Глеба Никитина.

      – Боже! Какие красоты!

      – Дети, идёмте туда, в глубину! Та-ак! Никто никуда не бегает, никуда не идёт!

      – Марат! Здесь поливают! Не надо кран трогать!

      Шум, производимый бульдозерной тёткой и детьми, вскоре затих в пересечениях соседних аллей, Глеб сел удобней и прикрыл глаза.

      – Понаехали везде эти чёрные! И сюда уже залезли…!

      Ровные злобные слова, раздавшиеся поблизости, заставили Глеба удивиться.

      Мимо его скамейки шли седенькие старичок и старушка. Старичок бережно держал старушку под руку, а она медленно непрерывно шипела, подёргивая сухонькой головой и поминутно оглядываясь.

      – Нигде от них покоя нет…

      Тот, кем была так недовольна аккуратная старушка, насыпал торф из кучи в тачку.

      Загорелый, тощий, голый по пояс, одетый в рваные рабочие брюки и тяжёлые пыльные ботинки.

      Наступающая жара ничуть не смущала его, лопата привычно вонзалась в рыжую кучу, облачко пыли росло над нагруженной до краёв тачкой.

      «Да, жизнь прекрасна, но удивительна…».

      Капитан Глеб Никитин глубоко вздохнул, встал, потёр ладонью подбородок.

      «Чрезвычайно удивительна. Точно».

      – Привет, Иван.

      Чёрные пристальные глаза, совсем седые виски.

      Человек опёрся на лопату, моргая, принялся внимательно рассматривать лицо Глеба.

      – Ох, же! Глеб?! Ты! Здесь! Вот это да…!

      От пыльной кучи торфа они отошли в сторону, к стене оранжереи.

      Иван присел на перевёрнутую тачку, закурил, Глеб встал напротив.

      Статного татарского парня, весельчака и отличника, Ивана Германова знала не только их тринадцатая рота, но и, наверно, вся мореходка.