Схождение на да. Александр Егоров

июнь. До судорог в кистях

      пытаюсь лезть по скользкому канату.

      Внизу – весна, прошедшая впотьмах.

      Что наверху? Признанье, слава, дата

      триумфа, ах!

      Как доползу, мгновенно пропадёт

      боязнь того, что дар меня покинет.

      Авось Олимп (высо́та всех высот)

      навстречу мне когда-нибудь низринет

      запретный плод.

      И я борюсь. Схватившись за канат,

      мозолю рук невинные ладони.

      Уже июнь. Семь лет тому назад

      я начал эту долгую погоню –

      меня простят.

      Коль упаду, останется пятно,

      верней сказать, раздавленная клюква.

      Зачем тружусь? По-прежнему темно.

      Всё озарит единственная буква:

      лихое «О».

      Окружность знака станет роковой

      (его границы – согнутое жало),

      поскольку жребий, брошенный судьбой,

      не изменить – во что бы то ни стало –

      своей мольбой.

      Рывок, рывок. Едва ль со стороны

      заметен я, так тянущийся к цели.

      «Сизифов труд! Поэты не нужны!» –

      орёт душа. Сомнения на деле

      подтверждены?

      Что делать?

      Священный глас природы

      не в силах пробудить уснувшей лиры звук.

      Тимур Кибиров

      Силюсь взяться за перо –

      ни фига, блин!

      Взгляд усталый на приро-

      ду направлен.

      Там заросший тиной пруд

      (или ряской?),

      в коем думы напрочь мрут.

      Супервязкой

      жижей вымазан мой мозг.

      Кто бы вытер…

      Дело в том, что я прирос к

      граням литер.

      Эй, бессмертный алфавит,

      ты ли топишь

      мысли? Хва! Башка болит,

      ноет то бишь.

      Раньше, помнится, творил

      чаще многих,

      ныне – полный дырбулщыл! –

      я у ног их.

      Скоро буду, тьфу-тьфу-тьфу,

      тупо славить,

      чтобы вновь родить строфу/

      ы. Всегда ведь

      людям, пишущим про власть,

      деньги, моду

      (список куц), живётся всласть.

      К чёрту оды!

      Только красные от слёз

      я закрою –

      чернышевсковский вопрос

      предо мною.

      ***

      Валяюсь вялым языком,

      сказать не в силах ни о ком

      и ни о чём – не в силах.

      Другие хвалят, матерят

      и пустозвонят. Я же, я

      безмолвствую уныло.

      Красуюсь мёртвым языком

      на глиняной табличке – сонм

      червеобразных закорючек.

      Мои носители во мне

      теперь, а были-то вовне.

      Земля людей живучей.

      Лежу тяжёлым языком,

      без колокола, под песком,

      и жду, когда отроют.

      Однако если и найдут,

      то как металлолом сдадут,

      решат, что вторсырьё – я.

      Сижу упрямым языком

      под пытками. То кулаком,

      то вдруг коленом с разворота –

      удар, удар… «Тащи сюда

      сапёрную