Схождение на да. Александр Егоров

веря

      в то, что где-то есть лесок,

      я ушёл искать деревья

      на восток.

      В тот же день узрел пригорок,

      а на нём – горящий куст.

      «Значит, лет так через сорок

      доберусь».

      Фартануло. Через месяц

      я добрался до леска –

      отщепенец, чужеземец –

      тчк.

      Завалил немало сосен,

      пару розовых берёз.

      Труд казался мне несносным,

      но я снёс.

      Сердцем важность акта чуя,

      на забор полез. Потом

      понял: с ним назад лечу я.

      Бах – горбом.

      …Я очнулся. Ни забора,

      ни чего бы то ещё.

      Степь да степь. Свобода взора.

      Хорошо.

      Тоска по себе, или Эгоцентричное

      Лагерь имени предателя отца.

      Ни работы стылой, ни ковида,

      и на теле нету холодца.

      Вот он – я, совсем ещё пацан,

      за засос едва заметный стыдно.

      Дискотека (дрыгаясь, балдей).

      Танец жизни. Позабыт макабр.

      Выясняли, кто кого живей,

      сорок или более детей,

      а ещё – кто здесь труслив, кто храбр.

      Небо вдруг возьми и разразись.

      Молнии и гром. «Пойдём-ка снова

      под дождём топтать земную слизь, –

      Стрекозе я предложил. – Кажись,

      начался». Она была готова.

      Пахло хвоей. Заиграл медляк.

      Руки вверх? Quest Pistols? Не припомню.

      Мы сцепились, мы сцепились так:

      намертво. Дождь – афродизиак.

      Вспоминать об этом хорошо мне.

      Минуло, пожалуй, восемь лет.

      Замужем она, люблю другую

      я. И мой единственный секрет…

      Догадались, думаете? Нет,

      не по ней, а по себе тоскую.

      ***

      Девушка с татуировкой

      «Молодость» на шее,

      ты… Произнести неловко…

      Тоже постареешь.

      Буквы р а с п о л з у т с я или

      слепятся в кмчк.

      Почему-то все решили:

      молодость – бессрочна.

      Нет, увы. И ты, особа,

      и пацан, что сбоку

      (фейс в татуировках), – оба

      отцветёте к сроку.

      ***

      Прощай, моя молодость, феникс из пепла,

      Зелёная ветка в костре.

      Алексей Цветков

      Хоть и нет на лице морщин,

      хоть ещё далеко не старый –

      ветка молодости трещит,

      листья лопаются от жара.

      Чем-то можно залить костёр?

      Потушить, притушить возможно?

      Стал степенным с недавних пор

      я, до крайности осторожным,

      равнодушным к добру и злу…

      Эх, не буду иным, поскольку

      ветка молодости в золу

      превращается потихоньку.

      Сочинённое на ходу

      Холодный день.

      Сижу один

      в иркутском парке,

      ассасин –

      да-да, накинут капюшон.

      Я голубем заворожён.

      На шее – радуги кусок

      у птицы серой. Смыть не смог

      ни дождь, ни утренний туман.

      Как надоел анжамбеман!

      Разорванностью этих строк

      я утверждаю: мир жесток.

      Вдруг небосвод синее стал,

      ангарский хиус потянул.

      Мне захотелось за Байкал,

      в родной аул.

      Влеком

      Хилком,

      иду туда,

      где поезда.

      Иду. Навстречу – лица, лица…

      Аж хочется остановиться

      да заявить кому-то: «Ты –

      нелепый сгусток пустоты!

      Шагаешь, будто индивидуум!

      Ты мною выдуман!

      А я тобою». Вот в Хилке –

      я личность, здесь – прозрачней сгустка.

      Всё, вырываюсь из Иркутска

      навечно, налегке.

      Бац – ложка в кружке дребезжит,

      вразрез с