Археолог 1. Солнечный камень. Алекс Рудин

отец ждёт твоего ответа, – веско сказал князь.

      – Я напишу ему, – кротко склонил голову епископ.

      Да, ближние к папе кардиналы так и не простили Адальберту его выступлений против роскоши. Когда он был епископом Пражским, он несколько раз позволил себе резко высказаться по поводу стяжательства сильным этого мира.

      Результатом стала миссия в восточную Венгрию, где Адальберт провёл два года, пытаясь Христовым словом воздействовать на кочевников-скотоводов. А этот их язык!

      И вот теперь Пруссия! Дикая лесная страна на берегу холодного моря. Что он сможет там, один? И увидит ли хоть когда-нибудь родную Прагу?

      – Конечно, напиши, – согласился Болеслав.

      За окном, во дворе замка раздались грубые окрики. Кто-то спорил, повышая голос.

      Князь поднялся с кресла так резко, что епископ едва не отшатнулся. Болеслав хмыкнул и быстро прошёл к узкому окну. Выглянул на улицу, зло втянул холодный сырой воздух. Повернулся и нетерпеливо махнул рукой Адальберту.

      – Подойди, епископ!

      Адальберт, стараясь не опираться руками о низенькое сиденье, поднялся на ноги и подошёл к князю.

      Внизу, на присыпанной нежданным утренним снегом брусчатке высилась старая, уже потемневшая виселица. Две опоры из наклонных столбов, и длинное бревно между ними – вот и вся конструкция. Под виселицей на деревянных чурбаках стояли трое крестьян. Их руки были связаны сзади, на тощих шеях – петли, полускрытые растрёпанными бородами.

      Двое стражников князя отталкивали от виселицы священника в грубой холщёвой рясе.

      Адальберт узнал Радима.

      – Что там затеял твой брат? – резко спросил Болеслав.

      – Думаю, он хочет отпустить этим несчастным грехи перед смертью, – тихо ответил Адальберт.

      – Это разбойники! – резко возразил Болеслав. – И разбойничали они на моей земле, а значит – грешны передо мной! Я и буду решать, кому отпускать грехи, а кого повесить так, словно бешеную собаку. Уберите его!

      Последние слова князь выкрикнул, обращаясь к стражникам. Те испуганно вскинули головы к окну зала, затем подхватили священника под руки и оттащили в сторону.

      – Вешайте их, чего вы ждёте? – продолжал неистовствовать Болеслав.

      Его голос, привыкший перекрывать командами шум сражения, гулко разносился по двору.

      Оставшийся возле виселицы стражник быстро выбил чурбаки из-под ног казнимых. Крестьяне повисли, судорожно дёргая ногами. Один, самый рослый, дотянулся кончиками лаптей до брусчатки и стоял на цыпочках.

      Стражник выдернул меч и хотел ударить повешенного по ногам. Но князь с громким смехом остановил его:

      – Не надо! Пусть мучается… сколько сможет!

      Адальберт молча отвернулся от окна. Вечером надо будет поблагодарить Радима за смелость, но и предупредить, чтобы поменьше лез на рожон. Князь Болеслав не прощает обид. Его мачеха с двумя сводными братьями до сих пор скитаются по всей Европе, ищут, где преклонить голову. А двоим их сторонникам выкололи глаза и бросили в казематы замка.

      Князь