Цвет ночи. Алла Грин

что, позволил ребенку решать, стать ли ему костомахой?»

      Меня пронзил ужас, но не от пугающего вида костомахи, а от поступка создателя, ее хозяина. Затем я догадалась, что решало, вероятно, не дитя. А бессмертная вечная душа, прожившая много других жизней и запутавшаяся в последней.

      Пока я прокручивала эти мысли в голове, костомаха таращилась на меня из пустых щелей черепа несуществующими глазами. В руках она держала сверток – целлофановый непрозрачный пакет, словно из человеческого мира, из яви. Я смутилась от непонимания происходящего. Почти мгновенно ощутила запах, как ни странно, свежей выпечки, и у меня отнялся не только дар речи, но и способность соображать.

      Уставившись во внутренний двор, я обнаружила, что он заполнился полчищем собратьев-костомах. Среди них выделялось существо с горящими ярко-красными глазами, с рогами, как у черта, в потрепанном одеянии, обкрученном цепями, в старинном плаще – на вид когда-то дорогом, но изорванном. Я сразу узнала Константина, в худшей, самой темной и мрачной его ипостаси. Именно так в моем представлении и должен выглядеть Кощей. Если бы его губы не были обожженными и сгнившими, я бы предположила, что он улыбается мне, направив взор на балкон.

      Получается, он избежал неприятностей в лесу и отыскал нас. И похоже, вспомнил, что я человек, ведь передал для меня – с помощью ручной послушной костомахи – настоящую еду!

      Я растерялась. Как реагировать на столь щедрый жест от того, от кого менее всего его ожидаешь?

      Глава 2

      Черная королева

      Реальность сжалась до размеров комнаты, заставленной мебелью, да и я тоже будто скукожилась. Я находилась дома, в гостиной. И была совсем маленькой.

      Меня настигло одно из тех воспоминаний, о которых можно лишь смутно догадываться, что действительно помнишь их.

      Делишься ими с родителями, а они удивляются и заявляют: ты была слишком мала, чтобы помнить.

      Но я вижу все воочию, хоть и во сне, а затем буквально покидаю тело и смотрю на себя со стороны. В кресле – лицом ко мне – сидит Ян и читает газету, однако никак на меня не реагирует, словно в комнате никого нет. Слышно, как мама готовит на кухне и стучит столовыми приборами.

      Ребенок – то есть я – встает и делает несколько шажочков, настолько неуверенных, словно только вчера научился ходить. Неожиданно маленькое тельце кренится вбок – к угловатой панели низкого журнального столика.

      Девочка – это я в прошлом – не успевает испугаться и в силу возраста сообразить, что ей вообще что-то угрожает, и мотает кучерявой головой. Внезапно не обращающий на меня совершенно никакого внимания мужчина, которого я еще почти не знаю, резко тянется вперед и удерживает меня от удара о столешницу.

      Мы долго смотрим друг на друга. Он – будто впервые меня заметив, а я – с интересом, и отчего-то начинаю улыбаться.

      А он не улыбается в ответ. Его лицо остается серьезным.

      В комнате появляется мама.

      «Она тебе мешает, Ян?» – спрашивает она, вытирая руки клетчатым кухонным полотенцем.

      «Нет.