Воля рода. Павел Вяч

дадут меньше, чем за четырёх.

      Уж что-что, а с самооценкой у Десена всё в порядке. К тому же, как я понял, он больше переживает не за себя, а за порчу товара.

      – Я тебе больше скажу, если я сейчас подойду к этой четвёрке и скажу им, что они могут уматывать на все четыре стороны они будут умолять меня их не прогонять.

      – Ну не знаю, – я покачал головой. – Кто в здравом уме променяет свободу на рабский ошейник?

      – Да брось, – бедуин усмехнулся, – вон, как его, Ханур, сдал тебя при первой же возможности. И дело не в дополнительной воде, дело в том, что ему комфортно быть рабом! За него решают, что делать и как жить. О нём заботятся. Ему указывают путь.

      Я хотел было возразить, но мне внезапно на ум пришли собаки.

      Помнится, в своём родном городе я не раз видел бездомных собак со вселенской печалью в глазах.

      Вынужденные весь день проводить на своих четырёх, они шугались людей, как огня и не зря.

      Любой мог кинуть в них камнем или бросить палку. Ну а про осколки стекла, о которые бедолаги то и дело ранили свои лапы, я и вовсе молчу.

      Одно время я даже таскал с собой собачий корм и подкармливал псинок, ну и денежку в приюты отправлял, радуясь, когда пристраивали очередного пёсика.

      Но дело даже не в грустной доле бездомных потеряшек.

      Дело в домашних псах, а точнее, в том контрасте, который возникает. Когда видишь довольного счастливого пса на ошейнике и понурого потеряшку.

      Домашний пёс так и излучает гордость за свой ошейник и поводок, а бездомный дворняга смотрит на своего более удачливого собрата с завистью в своих грустных собачьих глазах…

      Не знаю, почему я это вспомнил – может, потому что Десен отчасти прав, и кому-то из людей действительно лучше жить в рабстве?

      – Вот увидишь, – тем временем продолжал философствовать бедуин. – Этот Ханур ещё станет уважаемым человеком и будет следить за остальными рабами. А с положением к нему придут и деньги. Но он и не подумает уйти на свободу. Променять стабильное тёплое местечко на возможность выступить один на один против жестокого и сурового мира? Ха-ха!

      – Возможно, вы и правы, Десен, – несмотря на протест всего моего естества, я был вынужден признать, что идея бедуина не лишена практичности, что ли. – Вот только рабы не смогут изменить этот мир к лучшему.

      Я покосился на пленников, ютящихся под самым краешком навеса, и развил свою мысль:

      – Сохранить в порядке – наверное, выполнить приказ – непременно. Но творить, создавать, бросать вызов судьбе и миру? Вряд ли.

      – А и не надо, – победно усмехнулся Десен. – Такие люди уже есть.

      Да, точно, у этого бедуина с самооценкой полный контроль. Эдакий начинающий шейх.

      – Всё, – Десен властно махнул рукой. – На сегодня достаточно, иди к себе.

      Я машинально подхватил бурдюк, через силу поклонился, и в какой уже раз потопал к своим товарищам по несчастью.

      Впрочем, не товарищи