Плерома. Анатолий Белоусов

ненависть. Ну где это сраный Макс ползает? Сколько можно вошкаться! Переодел штаны, накинул рубаху, и делов-то. Ушел, словно под лед!..

      Юрий Алексеевич взглянул на часы. Двенадцать минут третьего. Ну вот, дотянули. Куда сейчас? Ксюха банчит до часу. После часа не откроет, хоть ты тресни. Та еще стервь… К дяде Мише после двух тоже не сунешься. Мигом рога пообшибает. У Надюхи… Тут он осознал, что перебирает в уме те точки, по которым сегодня совершил уже не один рейд. Везде было пусто. Раздавив окурок в чашке, Плотник вздохнул. Волна раздражения как будто отхлынула. Мир снова приобретал присущую ему упорядоченность.

      Одна из девиц, та, что помладше, встала и вышла в коридор, обдав при этом Юрия Алексеевича запахом синтетической лаванды. «Симпатная птаха, – хмыкнул он про себя. – Вот только дизайн у нее как-то… не очень. Ее бы к хорошему парикмахеру сводить да в порядочное ателье…»

      – Света, – крикнула ей вдогонку длинноволосая, – мне тоже захвати парочку. Ладно?

      Ответа не последовало. Но, судя по поведению длинноволосой, его и не требовалось.

      – Звать-то тебя как? – обратилась она к Юрию Алексеевичу. – Ну, имя у тебя есть?

      – Плотник, – ответил он.

      – Почему Плотник? – удивилась девушка.

      – Псевдоним у меня такой был, в журналистскую бытность.

      – Так ты журналист?! – То ли с восхищением, то ли издеваясь, воскликнула длинноволосая. – Круто! А фамилия твоя?.. Ну… я имею в виду настоящая. Если не секрет.

      – Не секрет. Фамилия пролетарская. Шилов.

      – Шлыков?

      – Шилов. Слушаешь чем?

      – Только не надо грубить, – обиделась девушка и тут же с достоинством добавила: – Я Аня.

      – Очень приятно, – с кислым видом ответил Юрий Алексеевич.

      Бессмысленное сидение на кухне начинало его тяготить. Тело требовало движения, тело жаждало приключений.

      – Ладно, – продолжила допрос длинноволосая Аня, – раньше ты кропал статейки. А сейчас чем занимаешься?

      – Делами, – вяло пробормотал Юрий Алексеевич, – серьезными делами. За которые огребаю нехилые бабки.

      Зачем он буровил весь это вздор, он и сам толком не знал. Наверное, просто чтобы не молчать. Молчаливого сидения на чужой кухне его тело просто не вынесло бы. Вернулась Светлана, неся в кулачке горсть папирос. Она положила курево на подоконник и подсела к подруге. Девушки закурили.

      – Не много ли смолите? – поинтересовался Плотник.

      – А тебе-то что? – неприязненно ответила маленькая.

      – Да ничего. Пожелтеете просто раньше времени.

      При слове «пожелтеете» кухня снова наполнилась неприятным маслянистым свечением.

      – Тебе-то что! – повторила Светлана, но уже с утвердительной ноткой.

      (…через плечо!..)

      – Ничего, – вздохнул Плотник.

      По спине пробежал холодок. По коже разлился неприятный зуд, ладони вспотели. «Опять начинается, – подумал он с ужасом. – Да где же этот гад шляется? Чего он там делает, дрочит, что ли?!.»

      – Пошли. –