Зоопарк на краю света. Ма Боюн

в Гуйхуа, свершится вновь.

      Тем же летом преподобный Кэрроуэй, взяв с собой киноаппарат, вместе с девятью другими миссионерами пересек на пароходе Тихий океан. В пути он изучал книги и миссионерские журналы о Китае, письма проповедников, но обнаружил, что их описания восточной державы сумбурны и противоречивы, совершенно друг с другом не сходятся, как будто в одну коробку насыпали кусочки из разных пазлов и они никак не складываются в цельную картинку.

      Каждый раз, когда преподобный Кэрроуэй убеждался в этом, он откладывал книгу, становился на носу парохода и всматривался в даль. Муссон перекатывал неторопливые величавые волны в белесой пене, темно-зеленое море походило на огромный прозрачный аквариум с жидкими изумрудами, и край его терялся в той точке, где взгляд касался изогнутой линии горизонта, – море до того широченное, что мощь его неописуема.

      Прямо как степь?

      Мысли преподобного Кэрроуэя вдруг приняли причудливый оборот. Безбрежный сине-зеленый океан перед глазами мало-помалу наложился на воображаемые картины степных просторов. Эта фантазия показалась ему куда реальнее и правдоподобнее всех книжных описаний.

      Благородные пастыри прибыли в Шанхай, затем, после короткой передышки, направились в Пекин, где остановились в Конгрегационной церкви Северного Китая на Дэншикоу, в хутуне[10] Юфан. Во время Ихэтуаньского восстания[11] церковь сожгли и лишь недавно отстроили заново, и теперь четырехэтажный готический храм из кирпича и дерева – украшенный с четырех сторон великолепными витражами, со шпилем, увенчанным крестом, – возвышался среди приземистых сыхэюаней[12], как великан среди пигмеев. За выступающие по бокам серые мраморные пьедесталы, которые так полюбились местным жителям, церковь прозвали «восьмигранными яслями».

      В церкви на Дэншикоу священники провели полгода: сражались с мандаринским наречием, разбирались в тонкостях сложных китайских церемоний и обычаев, пытались постичь эту древнюю империю. У преподобного Кэрроуэя обнаружился завидный талант к изучению языка, так что вскоре он уже мог худо-бедно общаться с пекинцами. А вот к чему он, увы, не смог приноровиться, так это к палочкам для еды. Этот столовый прибор, который местные называли «куайцзы», оставался для него столь же удивительным и мудреным, как китайская философия, управляться с ним было труднее, чем укрощать норовистого коня.

      С киноаппаратом тоже вышла неувязка. Пекин оказался куда восприимчивее к новым веяниям, чем представлялось преподобному Кэрроуэю. По слухам, несколько лет назад, когда загадочная вдовствующая императрица Китая[13] праздновала семидесятилетний юбилей, англичане подарили ей кинопроектор. Правда, во время киносеанса из-за слишком быстрого вращения мотора пленка загорелась и случился пожар. Вдовствующая императрица сочла это дурным знамением и строжайше запретила приносить кинопроектор во дворец.

      Но о чуде кино к тому времени

10

Старинный узкий переулок.

11

Национальное движение против иностранного вмешательства в экономику, внутреннюю политику и религиозную жизнь Китая (1899–1901).

12

Букв. «четыре дома с общим двором», тип традиционной китайской застройки.

13

Речь об императрице Цыси (1835–1908).