Литературные раздумья. 220 лет Виктору Гюго. Сборник

Москвой остановилось, идут тяжёлые бои. Рига опять далеко, как узнать, что с родными? Но может быть, им помогают? Ведь были же люди: Марта, Петерис, Зента… Чем больше Михаэль пытался убедить себя, что близкие живы, тем страшнее ему становилось. Что значит – большая часть? Это значит, что немцам хватило нескольких месяцев, чтобы большинство евреев Риги перестало существовать?

      Было от чего расстроиться. Михаэль так задумался, что не сразу услышал шорох и хруст. Неясные тени показались в свете костра. Схватившись за автомат, Михаэль дал короткую очередь в воздух. Он не видел, как мгновенно вскочили на ноги Игнатьев и Эсфирь. Люди в маскировочных халатах остановились и уже хотели ответить огнём, когда Игнатьев закричал:

      – Не стреляйте! Свои!

      «Что он делает? – подумал Михаэль, держа палец на спусковом крючке автомата. – А если это немцы?»

      Но бывший майор не ошибся.

      – Какие это свои? – раздалось с той стороны. – Кто такие?

      – Старший лейтенант Игнатьев и ещё двое со мной. В штаб армии направлялись.

      – Какой армии?

      – Первой ударной. Немцы на дорогу выскочили, атаковали. Водитель убит.

      – Их-то мы и ищем. Лес прочёсываем, – ответил тот же голос, принадлежавший, по-видимому, командиру. – А штаба вашей армии на прежнем месте нет. В бой пошла армия.

      – Как в бой? – удивлённо переспросил Игнатьев. – Мы только вчера днём из Двести первой Латышской выехали. Они должны были позже выступить…

      – И латыши в бою. Похоже, на этот раз отобьём Старую Руссу. Ну так что? Присоединяйтесь к нам. С немцами разберёмся – решим, что с вами делать. Я – капитан Сорокин. А немцы эти из-под Демянска прорвались.

      – Сорокин? Какой Сорокин? – И Михаэль удивился волнению, охватившему Игнатьева. На фронте были тысячи Сорокиных. – Ты под Москвой воевал, капитан? Мне твой голос знаком.

      – Воевал, – как видно, слегка растерявшись, ответил Сорокин. – В Двадцатой армии. Погодите! Игнатьев?! Товарищ майор, это вы?!

      – Я, капитан. А ты, по-моему, старлеем был.

      – Приклеили «шпалу», когда Брагино проклятое взяли. Сколько там народу полегло! Товарищ майор, я хочу, чтоб вы знали…

      – Я больше не майор, – негромко сказал Игнатьев. – Командуй, Сорокин, не теряй время. Потом разговаривать будем.

      Но поговорить им не удалось. Через два часа капитан Сорокин погиб в бою с прорвавшимися немцами. Легко раненный Игнатьев (осколок гранаты пробил ушанку, но лишь сорвал кожу на голове) подошёл к убитому.

      – Эх, Сорокин! – только и сказал он. – Вот и поговорили. Нечего больше выяснять. Земля тебе пухом!

      – Возьмёте на себя командование, товарищ старший лейтенант? – спросил невысокий скуластый сержант из группы Сорокина.

      – Нет, – качнул головой Игнатьев, – ты командуй, сержант. Лучше меня знаешь, что здесь и как. А мы…

      – В Крестцы вам теперь нужно, товарищ командир, – сказал сержант. – Там станция, начальство сидит. Где вам сейчас штаб Первой ударной искать? Не найдёте.

      – Вот и расскажешь, как до Крестцов добраться.