Альбом. Сергей Конышев

Я в деле.

      – Точно?

      – Точно.

      – То есть ты со мной?

      – С тобой!

      – Эпик!

      Мы сделали это вечером в один из будних дней. Мне было страшно, но я вовсе не чувствовал стыда, тогда ведь никто ни за чем не следил и не было вообще разницы между добром и злом. Обыденность девяностых и начала нулевых состояла в том, что, если бы украли не мы, подсуетился бы кто-нибудь другой. Это было в порядке вещей, поэтому Лёнька без лишних терзаний взял заботы на себя – меня поставил на шухер, а сам провернул остальное. Открыл дверь и в три захода вытащил шесть фанерных ящиков, заполненных смесителями, прокладками и ветошью. Мы избавились от ненужного, а латунь, разложив по пакетам, спрятали за трубами около магазина «Стекляшка». Купили по пачке сушёных бананов и разошлись по домам.

      На следующий день после школы мы попёрлись на барахолку. Она находилась около рынка «Факел» – на пустыре, покрытом щебёнкой и тряпками, на которых были разложены бюсты вождей, шерстяные носки и кипятильники. Но если пройти дальше, начинались гаражи, где размещались пункты приёма всего на свете: от макулатуры до железного лома. Цветной металл там тоже можно было сдать. Его принимал лысый мужик в трениках Abibas, а вокруг него ошивались сумасшедшие бабки, деклассированный элемент и мужичьё со всяким хламом. На их фоне мы, школьники, выглядели неуместно, но нашему визиту там никто не удивился. Лысый просто заплатил нам половину от причитающейся суммы, и мы тут же ушли, удивлённые, что получили так много. Помню, моей доли хватило бы на кеды Converse, о которых я мечтал тогда, но всё сложилось иначе.

* * *

      Я наступил на шнурок и, сделав три шага, впечатался в стену, слегка ударившись лбом. Потерев его, поморщился, но обошлось без увечий и синяков. Сверху доносился гул машин, и я, подняв голову, увидел потолок. Потрогал уши и понял, что вылетели наушники. Они, пропущенные под майкой, болтались на воротнике. Я вставил их обратно. Шинода зачитывал, Честер надрывался, a With You заканчивалась, как и переход. Затуманенным взглядом я посмотрел направо в сторону улицы: там были дневной свет, ступеньки и за ними – тротуар Ленинского проспекта. Я сел на корточки и погладил свои чёрно-белые «Конвёрсы», о которых так мечтал в школе. Завязав шнурки, встал и неспешно стал подниматься по лестнице.

      4. Points of Authority (Моменты силы)

      К середине лестницы появилась одышка. Солнце слепило глаза. Я прищурился и приложил ладонь козырьком ко лбу. Остановился и подумал, что травка, конечно, хорошо, но, когда её много, она размазывает, как сила тяжести на Юпитере. От этого затряслись колени. Голову клонило вниз, но я, превозмогая себя, сделал шаг вперёд под незатейливый синтезатор, похожий на шуршание. Оно сменилось Шинодой на фоне глухих гитар, а я оказался на Ленинском проспекте. Налево парк, прямо тротуар. Я выбрал второе, и тут же в полную мощь зазвучали гитары, но как-то вяло. Резкости добавляли скретчи. Вдруг всё успокоилось, и начал Честер. Под его безбурный вокал я медленно пошёл вдоль паркового забора. Думал о Лёньке и о том вечере после латуни. «Ёбаный цветмет», – прошептал я, но опять ворвался Шинода и под металлический лязг зачитал:

      Forfeit