Альбом. Сергей Конышев

я и спросил: – Как думаете, если я съезжу в этот притон, чтобы навестить Лёню?

      Конечно, я бы никогда не поехал, но чувствовал, что должен был это спросить.

      – Не вздумай даже, Серёжа! Лёня сейчас на себя непохож. Он и не вспомнит тебя. Он очень похудел. Сам знаешь, он и так не отличался силой, а теперь – как тот, с плаката в его комнате.

      – Какой тот? – не понял я.

      – Вспомни, у него раньше плакат висел. Там парень с белыми короткими волосами. Худой, как глист. Весь в наколках. Лёня в один из приступов содрал его и съел. Всё орал: «Ты смог, ты смог! Я тоже хочу!»

      – Кому орал?

      – Плакату орал. Он же под наркотиком был. Помню, Лёня в школе всё показывал мне на плакат этот и говорил, что парень этот лучше всех поёт. Я тогда ему ещё сказала: «Лёня, как же он поёт, раз худенький такой?» У нас все вокалисты – сильные мужчины: Лев Лещенко, Иосиф Кобзон или Олег Газманов. А этот мне всегда не нравился. На наркомана какого-то похож. Лёня сейчас такой же бледный и худой. Он, этот американский гад, видно, и виноват во всех его увлечениях. Убить его за это мало!

      Я быстро допил чай и встал, не в силах больше слушать причитания бабушки. Я сочувствовал её горю, но предпочёл бы это делать в одиночку.

      – Спасибо, что всё рассказали. Очень, очень, очень… очень жаль, что так происходит. Терпения вам и сил! И здоровья, конечно! Я вас ещё как-нибудь навещу.

      – Спасибо, Серёжа!

      – Могу я чем-то помочь вам?

      – Чем тут поможешь? Мы и сами уже не надеемся. На всё воля Божья.

      – Ну, я пойду тогда, – сказал я и направился в коридор.

      Когда уже надел кроссовки, вспомнил, что пришёл не с пустыми руками:

      – Кстати, чуть не забыл. Я же принёс Лёне подарок. Если вдруг увидите его, передайте ему от меня с приветом. – Я протянул бабушке диск со вторым альбомом Linkin Park – Meteora, который купил на концерте.

      Бабушка посмотрела на диск, покрутила в руках, но ни название, ни картинки ей ни о чём не сказали.

      – Музыка? – спросила она.

      – Да. Эта группа очень нравилась Лёне когда-то. Думаю, и сейчас нравится.

      Бабушка махнула рукой и протянула мне диск обратно.

      – Лучше забери. Лёнька об этом всём давно забыл. Он продаст его сразу на барахолке. Он всё туда тащит.

      – Нет! – сказал я. – Отдайте ему диск. Скажите – от меня. Мне это важно.

      – Он продаст, Серёжа.

      – Пускай. Значит, он и правда всё забыл. А что забыто, того не было. До свидания!

      Я вышел. Бабушка хлопнула дверью. Я обернулся и уставился на неё, всю обитую жёлтым дерматином. Он потрескался и стал похож на старческое лицо, или на дынную корку, или… «На запястье Лёньки», – подумал я и не пошёл домой, а спустился ниже, на площадку между первым и вторым этажами. На душе было погано. Я опёрся руками на подоконник и, прислонившись лбом к грязному окну, стал смотреть на двор, где прошло моё детство. Прямо по курсу – ржавая помойка с кучей мусора вокруг, справа от неё – турник и брусья, где все выбивают ковры, а слева, чуть поодаль, – здание ЖЭКа, куда мы с Лёнькой ходили на шахматы.