Журнал «Рассказы». Светлые начала. Татьяна Леванова

за кресло губернатора. Она казалась совсем маленькой и хрупкой, как будто не только часть силы покинула ее, но и часть плоти.

      Губернатор опять начал говорить про благоденствие народа, сотворить которое возможно только Государю и немножко его верным слугам – Озарителям и губернаторам.

      Электрические лампы вспыхнули. Народ благодарственно закричал. Девица рядом с Исбытковым опять зарыдала, не в силах перенести того, что происходило на ее глазах.

      Губернатор сел в кресло, а Озарительница как бы невзначай положила руки на его плечи.

      Вот она – вторая часть представления. Накопители – это не только железные кубы с проводами. Сила – это не только электричество, идущее по проводам в дома и заведения города.

      Исбытков впился глазами в лицо губернатора. Оно порозовело. Щеки, почти лежащие на плечах, налились соком, словно яблоки лучшего сорта.

      К сожалению, Исбытков не мог почувствовать того, что чувствовали другие. Он был прирожденным ловцом молний, а значит, он был свободен от влияния харизмы, которой Озарители наделяли высшее сословие.

      В Темнейшую ночь не только накопитель получает новую порцию энергии.

      Помост с губернатором окружили сотрудники тайной полиции. Исбытков сделал пару шагов назад, чтобы не мозолить глаза полицейским.

      – Суд! – принялась скандировать толпа. – Суд!

      Степан Федорович мысленно выругался. Он совсем забыл о другой традиции Темнейшей Ночи – губернатор решает судьбу одного заключенного, а народ получает не только свет, но и зрелище.

      На помост вывели совсем молоденького паренька, почти мальчика. Он растерянно озирался и шмыгал носом, начиная походить на недавнего гимназиста. Невзрачный чиновник зачитал обвинение. Притихшая толпа ловила каждое слово.

      – Подделка векселя! Попытка скрыться от полиции!

      Чиновник выкрикивал слова, и каждое слово попадало в паренька. Он вздрагивал и моргал.

      Губернатор оттолкнул руку адъютанта и встал самостоятельно.

      – Тяжелое правонарушение.

      Он вздохнул, как если бы ему было искренне жаль обвиняемого, который пошел по такой кривой дорожке.

      – Ты отправишься на каторгу, – ласково сказал он. – Будешь валить лес, чтобы другие, более достойные люди, могли делать бумагу для векселей.

      Исбытков не мог поверить своим ушам. На каторгу отправляли женоубийц, воров, оставляющих вдов без копейки денег, но не таких желторотых юнцов.

      Наказание было крайне суровым, и люди не могли этого не понимать.

      – Правильно! На каторгу его! Грамоте выучился, а вон что творит! – закричали люди вокруг Исбыткова.

      Паренек смотрел на губернатора, и по его лицу текли слезы.

      – Спасибо, – прошептал он.

      Исбытков не услышал его слов, просто угадал по движению губ.

      Приговоренный рухнул на колени и подполз к сапогам губернатора. Худым юношеским лицом он приложился к блестящей поверхности сапог, как к материнской щеке.

      Только что линию