Звёздный свет. Оливия Вильденштейн

губы прижались к моим напряженным, пытаясь побудить их раскрыться, но разум продолжал размышлять о том, каким должен стать мой следующий шаг.

      Должен ли я вернуться вниз, сказать Найе, что передумал, и дать ей какое-нибудь задание, дабы она поверила, будто в деле, и держала организацию в секрете?

      Нет. Ее отец узнает. Он настигнет нас прежде, чем я успею сформулировать достаточно двусмысленную ложь, чтобы не лишиться трехсот шестидесяти трех перьев.

      Эмми издала звук, что-то вроде сдавленного воркования, который выдернул меня из мыслей и вернул в ее квартиру. Чем, черт возьми, я занимался? Мне следовало расстаться с ней и уехать, а потом тащиться в Чикаго, чтобы встретиться с остальными. Нужно не только остановить серийного убийцу, но и предупредить их, что Найя знает о нашей «под-голоранкерной» деятельности и что наши шансы быть пойманными сильными мира сего резко взлетели до небес.

      Я отстранился от Эмми и отступил.

      – Мне жаль, Эм, но я так больше не могу.

      Что касается речи о расставании, должен признать, у меня получалось и лучше.

      У нее отвисла челюсть.

      – Ты бросаешь меня?

      Я нахмурился. Моя речь вышла посредственной, но выразительной, разве нет?

      – Кое-что произошло, и мне нужно вернуться домой. – Я оглядел гостиную, пытаясь вспомнить, оставлял ли у Эмми что-нибудь, кроме одежды.

      Мой взгляд остановился на керамической вазе в форме полена, которую я наполнил желтыми розами в тот день, когда она вернула бриллиантовые шпильки, украденные у мачехи. Моя грешница так и не призналась в краже и не знала, что с помощью букета я поздравлял ее с пробуждением совести.

      Тот день совпал с днем, когда у меня появились новые перья, и я отписался от нее. Ровно месяц назад. Я задержался здесь, потому что Дов передал мне утомительное досье на семью предполагаемых филантропов со счетом грехов от сорока семи до ста.

      – Когда ты вернешься? – Голос Эмми вывел меня из задумчивости.

      – Сюда? Никогда. – Мои пальцы сжались в кулаки, натянув потрескавшуюся на костяшках кожу.

      – Не понимаю…

      Неужели я снова заговорил на австрийском немецком? Временами я переходил на родной язык. Или французский, хотя и не совсем осознавал, почему он мне так нравится. У меня имелась теория, что моя биологическая мать была француженкой, но apa ее быстро опроверг.

      Поскольку он все еще стыдился того, что изменил папе, я перестал копать в этом направлении.

      Важно не то, как ты появился в этом мире, а то, что ты делаешь в нем. Мантра моих отцов, а теперь и моя.

      Если бы у моей команды хранителей имелся девиз, он бы был таким.

      – Знаешь что? К черту мою стажировку. Я поеду с тобой. – Эмми развернулась и направилась в спальню, отделенную от гостиной плотной бежевой шторой. – Что мне собрать?

      В течение минуты я ошеломленно таращился на нее, а затем поплелся за ней в спальню.

      – Извини, но я не возьму тебя с собой, Эм.

      – Почему? Потому что я не королевских кровей, как мой новый арендатор?

      Я