Игра с тенью. Владимир Янсюкевич

что снимает с себя ответственность за судьбу последующих его публикаций, не вложит в них ни копейки, а займётся делом более надёжным и, что немаловажно, весьма прибыльным. Пускать деньги на ветер не входит в её планы, достаточно и того, что отец потерял.

      Отец Матроны в советское время был директором крупной торговой базы, которая поставляла продукты высшего качества в различного рода номенклатурные учреждения. И это объясняет многое. Сидя на дефицитном товаре, трудно было удержаться от соблазна – попользоваться своим положением. Но его торгашеская нечистоплотность в новые времена обернулась привилегией. Тот, кто считался вором и спекулянтом при «развитом социализме», стал авторитетным человеком при «диком капитализме» (капитала, как оказалось, без воровства не нажить, и потому народонаселение в то время наши демократы планомерно приучали к мысли, что искусный грабёж с подачи государства есть не преступление, а даже некая коммерческая доблесть). И нажитый (то есть, «прихватизированный» источник национального дохода) капитал должен был непременно пойти в дело, с тем, чтобы в недалёком будущем снабжать грабителя неслыханными дивидендами. Но, как видите, не повезло – «грохнули невзначай», по выражению Казимира Махлевского, такие же «капиталисты», конкурирующие загребалы. А его дочь, оказавшаяся умнее и расторопней папаши, на оставшийся в её владении наследственный капитал решила закрутить свой, чисто женский, бизнес. И надо сказать, преуспела в этом.

      Их окончательная размолвка произошла после того, как она узнала себя в одном из персонажей его нового рассказа. Как-то утром, в воскресный день, Бросову захотелось пивка, и он отправился за ним в ближайшую палатку, оставив неоконченную рукопись на столе.

      Матрона в это время бродила туда-сюда по комнате – сушила феном волосы и, в очередной раз подойдя к столу, краем глаза полюбопытствовала, о чём же теперь пишет её неудачливый муж и почему не показывает написанное, как случалось раньше. И углубившись в чтение, отключила фен, села и вдруг поняла, что это про неё. То есть, не совсем про неё, ибо некоторые обстоятельства, описанные в сюжете, не сходились с обстоятельствами её жизни, но списано явно с неё, именно она внушила автору весь негативный пафос прочитанного ею отрывка, она это усекла мгновенно. Ей хватило одного абзаца для того, чтобы дыхание стало тяжёлым, а глаза налились ядом. Вот этот абзац:

      «…её бы нарядить в парчовое платье на фижмах, да накинуть на плечи алую мантию, отороченную собольим мехом, да водрузить на голову императорскую корону, да вложить в руки скипетр и державу, была бы вылитая Екатерина Великая»…

      Нет, это ещё куда ни шло, это только начало, терпимо. Потом промелькнуло нечто эротическое – про целую армию любовников. Тоже терпимо, сие напрямую к ней не относилось, уличить её с этой точки зрения было не в чем – она хоть и была неистовой