Игра с тенью. Владимир Янсюкевич

ходила за Кузьмой хвостом и много записывала за ним.

      – Ах, вот в чём дело! Его импровизации… Да, ходила. Да, записывала. Я не могла допустить, чтобы то, что он сочинял на ходу, улетало вместе с ветром. Я носила в сумочке плеер… я… Я не могла без него дышать. А он от меня бегал. Возможно, даже презирал.

      – Это не так. Просто он чего-то боялся и ко всем относился с предубеждением.

      – Боялся? Меня?

      – Дело не в тебе и не в ком-то другом.

      – А может быть, – в другой?

      – Возможно. Но главное, что-то его не устраивало в нём самом. Что-то глодало его изнутри…

      – Не рассказывай сказки! Он всегда был самовлюблённым эгоистом!

      – Понятно. Давай как-нибудь в другой раз… Привет фотографу.

      Он потянулся к мышке.

      – Постой! Не отключайся. Обидчив, как ребёнок, честное слово! Пожалуйста, веди себя по-мужски. Говори, что нужно.

      – Я же сказал… Мне нужны его импровизации. Всё, что осталось на бумаге. Я знаю, они у тебя есть. Ты мне показывала когда-то. Необходимо для романа… я хочу понять его.

      – А… у тебя совсем ничего?

      – Хорошо помню только «Белого кролика». Это единственное, что он часто пел. И никогда не менял. И ещё пару строк… после того, как он вернулся из деревни… «Девочка бегущая к реке/Бабочкой мелькает вдалеке…». И дальше что-то про туман или мираж… Сейчас не помню. Я записал когда-то.

      – Такого у меня нет. Да, Вадим, сочувствую. С текстами возможна проблема… – Офелия изобразила многозначительную паузу, чем сразу уличила себя во лжи. – Я их сожгла.

      Она отвернулась, провела пальцами чуть выше груди. Он откинулся на спинку стула, выдохнул с сожалением. И вдруг посмотрел на неё с улыбкой.

      – Не верю.

      Она склонила голову, уставившись в стол. Он видел её пёстро покрашенные пряди, сквозь которые посверкивали камушки на кольцах.

      – Это всё, что у меня осталось от него. Никому не дам, – сказала глухо, и тут же вскинула голову, поводив ею из стороны в сторону. – А в чём, собственно, дело? Давно подмывало спросить: как он? Женился?

      – Офелия…

      – Нет, ничего не говори. Спроси у него. Наверняка он что-нибудь и сам вспомнит. И передай привет, если хочешь.

      Она усталым движением подняла голову и молча отключилась.

      Спустя неделю она позвонила снова. На этот раз в её внешности просматривалась некоторая небрежность. Словно она только что встала с постели и даже ещё не совсем проснулась – шёлковый халат едва ли не нараспашку, волосы не то чтобы всклокоченные, но наспех приглаженные руками, макияжа никакого. И на этот раз она показалась ему намного ближе.

      – Я отниму у тебя всего одну минутку. Извини за мой вид… Вот что я хотела спросить… Ты за это время встречался с Кузей?

      – Офелия… так ты не знаешь?

      – Не знаю, что?

      – Кузьмы больше нет…

      Она вскрикнула высоко и нелепо, по-птичьи.

      – Умер?

      – Офелия…

      – Говори как есть! Что с ним случилось? А что говорит его