Гулящая. Панас Мирный

как же? Разве ты мало денег с людей дерешь?

      – А разгон какой? Это тебе не Свинарская волость, куда становой раза три в год заглянет; а у нас, куда ни едет, все через Марьяновку. Вот и готовь ему тройку лошадей. В прошлом году пару загнали – вот тебе и заработок! – жаловался Омелько.

      Приська только сейчас поняла, что речь идет о конной станции. Чтобы лучше расслышать, она приблизилась к крыльцу волостного правления.

      – Так все согласны? За Омельком? – в третий раз спрашивает старшина.

      – Все! Все… За ним!

      – Ну, а теперь поговорим о наделах. Кое-кто из хозяев помер, у других большие недоимки… Что станешь делать, как общество рассудит?

      – О ком же? Про кого речь идет?

      – А вот… Прочитайте, Денис Петрович, – обратился старшина к писарю. Тот начал читать, а старшина вслед за ним громко выкрикивал фамилии.

      – Кобыла Назар! Иван Швец! Данило Вернигора! Василь Воля! Филипп Притыка…

      Приська вся затряслась, услышав имя мужа. Дрожь пробежала по всему телу, и она, сама не зная отчего и кому, низко поклонилась.

      Люди, услышав выкрики старшины, начали подходить к крыльцу. Кто-то больно толкнул Приську.

      – И чего тут эта баба затесалась? – спросил рыжеусый молодой человек, торопливо пробираясь вперед.

      Приська отошла в сторону и настороженно прислушалась. Толпа шумела, клокотала, слышались шутки, смех. «Чего это они хохочут? – думала Приська. – Думают ли они о том, что сейчас решается судьба многих людей? Что у них жизнь отнимают? Должно быть, нет. Не смеялись бы так, если бы подумали об этом».

      Потом Приська слышала возгласы старшины и крики людей: «Отобрать! Не надо! Дать ему на год отсрочку, а не справится – тогда и отобрать». Или: «Дети у него малые, принять его недоимку на счет общества».

      Но вот старшина крикнул:

      – Ну, а за Филиппа Притыку?

      – За Филиппа? – спросило несколько голосов.

      Приська словно приросла к земле.

      – Отобрать! – первым крикнул Грыцько Супруненко; за ним другой, третий.

      У Приськи потемнело в глазах.

      – Подожди отбирать! – слышит Приська голос Карпа. – Это дело надо разобрать.

      Поднялся шум, крик. Слов не разобрать, только сквозь гул изредка до слуха Приськи долетают отдельные возгласы: «А дочка? А сама?» И вдруг слышит: «Врешь! Богатеи только о себе думают, а другие пусть с голоду пухнут и подыхают!»

      Еще пуще зашумели, такой гам поднялся, что уж ничего нельзя было разобрать. Люди снова разбрелись. И каждая группа шумела, словно старалась перекричать соседей. Карпо метался от одних к другим и неустанно кричал:

      – Поддержите, братцы! Что это такое? Из-за этих чертовых мироедов скоро бедному человеку и дыхнуть нельзя будет. Как так можно? Где такое видано? Вы бы поглядели на нее… да вот и она! – И Карпо, схватив Приську за рукав, потащил ее к Супруненко. – Вот она какая гладкая! Вот какая здоровая! – напустился Карпо на Грыцько. – Гляди! Глядите, люди добрые: вот она! Сможет она сама работать?

      – У нее дочка молодая! –