Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь. Сара Дюнан

может, и да. А вот твоя лошадь просто-напросто сдохнет под тобой.

      – Я… Я возьму другую.

      – Ха! Да тебе не терпится услужить.

      – Готов отдать за вас жизнь! – сказал Педро и ударил себя кулаком в грудь. От куртки поднялась пыль, и потому жест показался еще трогательней.

      – Ну, этого не требуется, по крайней мере, сейчас. – В улыбке Чезаре сквозило удивление.

      В углу комнаты снова раздалось воркование. Стало чуть светлее, и теперь можно было различить кровать, смятые одеяла и чей-то силуэт.

      – Мой господин? – послышался тихий, но звонкий смех, будто волна ударилась о песчаный пляж.

      Чезаре оглянулся, затем положил руку на плечо молодого человека, вывел его из комнаты и закрыл за собой дверь.

      – Микелетто!

      Микелетто стоял во дворе. Улыбка у него разъехалась до ушей, отчего лицо стало казаться еще уродливей. В доме то тут, то там открывались двери, из них выходили люди. До конца не проснувшись, они терли глаза, на ходу натягивая одежду.

      – Скажи Карло, чтобы через час уже скакал в Рим.

      Слуги – несколько пожилых мужчин и молодых женщин – стояли в тени. Говоры Валенсии и Тосканы были сильно похожи, и слуги вполне могли отличить ругань от хвалы, но уже давно привыкли реагировать исключительно на приказы. Управление домом Чезаре Борджиа – искусство тонкое.

      – Сказать ему зачем?

      Чезаре кивнул. Впервые на его губах заиграла улыбка.

      Микелетто набрал в легкие побольше воздуха.

      – Христианский мир обрел нового папу! – закричал он на итальянском языке, да так громко, что услышало полгорода. – Им избран Родриго Борджиа. И все вы прислуживаете в этом доме его сыну.

      Чезаре спустился по ступеням. Слуги ликовали. Многие из них делали ставки, и теперь можно будет несколько недель пропивать выигрыш. На нижней ступени Чезаре и Микелетто, замерев, на несколько секунд задержали взгляд, а затем сдавили друг друга в медвежьих объятиях. Борджиа был на полторы головы выше своего чернявого помощника и настолько же привлекателен, насколько уродлив был Микелетто. Красавец и чудовище, шептались о них в народе, хотя никогда не говорили этого в лицо.

      – Ну?

      – Поедем в Сполето.

      На миг воцарилось недоуменное молчание.

      – Не в Рим?

      Чезаре опустил глаза – не время говорить об этом.

      – А как же Паллио?

      – Будут другие.

      – А что с девчонкой?

      – Отправь ее обратно в Пизу с кошелкой денег – такой полной, чтобы в следующий раз, когда к ней постучится этот зубрила Джованни де Медичи, она сказала, что занята. Ступай. Мне нужно поесть. А еще принеси бумагу и чернила. Позаботься о коне и гонце. Как его имя?

      – Педро Кальдерон.

      – Хорошо, – сказал он и добавил, повышая голос по мере того, как удалялся в глубь двора: – Убедись, что со всадником обойдутся не хуже, чем с конем.

      Микелетто обернулся, полагая, что молодой человек слышал их разговор. Но на лестнице никого не было. Он посмотрел на второй этаж – Педро